Послезавтра - Аллан Фолсом Страница 92

– Nein! – резко произнес фон Хольден, и Шолл обернулся. – Не вижу никакой необходимости! – продолжал фон Хольден.

Шолл снова повернулся к окну, поглаживая кошку. Несколько слов, которые его интересовали в этом затянувшемся разговоре, он слышал. Элтон Либаргер чувствует себя хорошо и прибудет в Берлин согласно расписанию.

Через тридцать шесть часов сто самых влиятельных немецких граждан со всей страны соберутся в Шарлоттенбургском дворце, чтобы увидеть Либаргера. Точно в девять двери откроются, и он торжественно войдет в зал. Неотразимый в своем смокинге, без трости, он пройдет через разукрашенный зал, не обращая внимания на пристальные взгляды собравшихся, поднимется на несколько ступенек на подиум и под гром аплодисментов, торжественно, как монарх, повернется к гостям лицом. Он поднимет руку, призывая всех к тишине, и произнесет самую важную и волнующую речь в своей жизни.

Фон Хольден повесил трубку. Шолл подошел к столу и сел, небрежно сбросив кошку на соседнее кресло.

– Мистер Либаргер случайно нашел кассету с записью той ночи и показал ее Джоанне, – сказал фон Хольден. – Салеттл накачал его своим зельем, и утром он почти ничего не помнил. Но Джоанна очень сильно расстроена. Салеттлу придется принять меры.

– Он хотел, чтобы ты приехал и все уладил? Из-за этого и возник спор?

– Да. Но я не вижу в этом необходимости.

– Паскаль, доктор Салеттл прав. Если Джоанна расстроена, это может передаться Либаргеру. Совершенно недопустимая ситуация. Салеттл может немного успокоить ее, но, конечно, не так, как ты. Между разумом и чувством – огромная разница. Ты же понимаешь, насколько труднее повлиять на чувство, чем на суждение. Если Салеттл просто убедит ее в том, что этот инцидент не соответствует действительности, она может по каким-то причинам потом передумать и поставить нас в затруднительное положение. Но если ты сумеешь приласкать и успокоить ее, она перестанет дуться и будет как эта кошка, дремлющая в кресле.

– Возможно, вы правы, мистер Шолл, но сейчас мое место здесь, в Берлине. – Фон Хольден смотрел ему прямо в глаза. – Вы были озабочены тем, что наша система безопасности не так эффективна, как хотелось бы. Это так – и не так. Лондонский сектор разыскал раненого французского полисмена Лебрюна. Он в Вестминстерской больнице, под круглосуточной охраной полиции. Лондонский и парижский секторы засекли звонок американца Осборна на ферму под Нанси. Там скрывается Вера Моннере под охраной тайной полиции.

Шолл слушал с невозмутимым выражением лица, сцепив лежащие на столе руки перед собой.

– Маквей и Осборн объединились с шефом спецотдела полиции, – продолжал фон Хольден. – Его зовут Айан Нобл. Они прилетели в Хавельберг частным самолетом на рассвете. Их встретил и везет сейчас в Берлин инспектор федеральной полиции Манфред Реммер. Машину Реммера сопровождают еще две полицейские машины.

Фон Хольден встал, подошел к маленькому столику у стены и налил себе стакан минеральной воды.

– Не лучшие новости, но по крайней мере свежие и точные. Проблема в том, что им удалось зайти так далеко. В этом слабое звено нашей системы. Бернард Овен должен был пристрелить обоих американцев в Париже. Но вместо этого сам получил пулю американского детектива. Они должны были погибнуть при крушении поезда Париж – Мо, а на худой конец их собирались ликвидировать оперативники парижского сектора, вместе со мной дежурившие на месте катастрофы. Но и этого не случилось. А теперь они появляются в Берлине, накануне прибытия мистера Либаргера!

Фон Хольден выпил воду и поставил стакан на столик.

– С этой проблемой мне не справиться, если я полечу в Цюрих.

Шолл наклонился вперед, изучающе глядя на фон Хольдена. Кошка проснулась, слезла с соседнего кресла и снова забралась к нему на руки.

– Если ты отправишься прямо сейчас, то к вечеру сможешь вернуться.

Фон Хольден смотрел на него как на сумасшедшего.

– Мистер Шолл, эти люди опасны, неужели вы не понимаете?

– Паскаль, ты знаешь, зачем они приехали в Берлин? Я объясню тебе в двух словах: Альберт Мерримэн рассказал им обо мне. – Шолл усмехнулся, словно это представлялось ему забавным. – Когда я впервые появился в Палм-Спрингсе летом тысяча девятьсот сорок шестого года, я познакомился с одним стариком, ему было уже под девяносто. В семидесятые годы прошлого века он сражался с индейцами. От него я услышал одну любопытную вещь: во время стычек с индейцами они всегда убивали и мальчишек. Потому что, объяснил он, если их не убить, они вырастут и станут воинами.

– Мистер Шолл, при чем здесь это?..

– При том, что мне следовало помнить это, когда я нанимал Альберта Мерримэна. – Длинные пальцы Шолла теребили шелковистую кошачью шерсть. – Совсем недавно я просмотрел старые досье. Один из людей, которого по моей просьбе убрал герр Мерримэн, был конструктором медицинских инструментов. Его фамилия – Осборн. Думаю, что это его сын едет сейчас в Берлин под охраной полиции.

Шолл встал из-за стола и, по-прежнему с кошкой на руках, подошел к двери на балкон. Виктор Шевченко с другой стороны поспешно распахнул ее.

– Оставьте нас одних, – сказал Шолл и шагнул мимо него на залитый солнцем балкон.

Непостижимый для окружающих, Эрвин Шолл, добившийся всего в жизни сам, обладал почти мистической способностью угадывать мотивы поступков других. Для президентов и других политиков он был бесценным советчиком, потому что помогал разгадывать тщательно скрываемые амбиции противников. Теми же, кого он считал ниже себя, Эрвин Шолл умело управлял, подавляя их и запугивая. Самых же близких – среди них и фон Хольдена – фактически превратил в своих рабов.

Шолл взглянул через плечо и убедился, что фон Хольден вышел на балкон следом за ним. Он перевел взгляд вниз, на Фридрих-штрассе, по которой двигался нескончаемый поток транспорта. Восемь этажей отделяли его от уличного шума.

Шолл спрашивал себя, почему он так тянется к молодым людям и в то же время не вполне им доверяет. Может быть, по той же причине, по которой никому не позволяет видеть себя обнаженным. Через несколько лет – об этом он старался не думать – ему стукнет восемьдесят. Но его сексуальные потребности не слабеют. Шолл никогда не раздевался полностью, занимаясь сексом с мужчиной или с женщиной. Его партнеры, конечно, были полностью обнажены, но он – никогда. Обнаженное тело предполагает такую незащищенность и требует такого доверия, которого он никогда ни к кому не испытывал. Ни одно человеческое существо не видело его голым с раннего детства. А мальчишку, своего ровесника, случайно увидевшего Эрвина без одежды, он забил молотком до смерти и спрятал труп в пещере. Ему было тогда шесть лет.

– Они приехали в Берлин не из-за мистера Либаргера и не потому, что догадываются о предстоящем собрании в Шарлоттенбурге. Они приехали из-за меня. Если бы у них было хоть одно достоверное доказательство связи между мной и Мерримэном, они бы уже начали действовать. Но у них в лучшем случае только показания Осборна со слов Мерримэна, который уже мертв. Пока это только разведка, пробная вылазка. Стратегически мотивированная, но на этом этапе с ними справится любой адвокат.