Кровь отверженных - Карин Слотер Страница 9

Глядя в окно автомобиля, Лена водила языком по внутренней стороне передних зубов. Никак не могла привыкнуть к чужеродному ощущению временных зубных протезов. Через три недели ей поставят трансплантаты – их вкрутят в десны, словно крошечные лампочки. Она не представляла, что будет при этом чувствовать. Сейчас протезы постоянно напоминали ей о том, что произошло с ней четыре месяца назад.

Наблюдая за проносившимся мимо пейзажем, Лена старалась заблокировать память. Грант был маленьким городом, но все же побольше, чем Рис, где выросли Лена и ее сестра-близнец Сибил. Их отца убили во время исполнения служебных обязанностей. Случилось это за восемь месяцев до их рождения. Мать умерла во время родов. Обязанность растить детей легла на плечи дяди, Хэнка Нортона, алкоголика и лихача. Он боролся с обоими пристрастиями на протяжении всего их детства. Однажды солнечным утром пьяный Хэнк подавал свой автомобиль задним ходом по подъездной дорожке и сшиб Сибил. Лена всегда винила его за то, что он сделал сестру слепой. Она не простила Хэнку этот несчастный случай, и на ее ненависть он ответил такой же злобой. У них было прошлое, которое мешало им пойти навстречу друг другу. Даже сейчас, когда Сибил умерла, Лена смотрела на Хэнка Нортона как на несчастье своей жизни.

– Ну и жара, – пробормотал Хэнк и промокнул шею видавшим виды платком.

Лена едва слышала его из-за рева кондиционера. Старый «мерседес-седан» Хэнка был танком, а не автомобилем, и в салоне тоже все поражало размерами. Огромные сиденья – сюда при желании можно было поместить лошадь. Приборы управления тоже были большими, а их дизайн скорее поражал воображение, чем помогал при езде. И все же сидеть в машине было уютно – очень уж солидно все выглядело. Даже гравийная дорога, ведущая от дома Лены, была «мерседесу» нипочем: он словно плыл по земле.

– Ну и жарища, – повторил Хэнк.

Чем старше он становился, тем чаще повторял одно и то же. Ему, по-видимому, нечего было сказать.

– Да, – согласилась Лена, глядя в окно.

Она чувствовала, что Хэнк смотрит на нее, очевидно, хочет поболтать. Спустя несколько мгновений он от этого намерения отказался и включил радио.

Лена прижалось затылком к подголовнику и закрыла глаза. Она согласилась пойти с дядей в церковь в воскресенье, вскоре после того как вернулась из больницы домой. В последующие месяцы это вошло в привычку. И дело было не в религиозных убеждениях, а в том, что Лена боялась оставаться дома одна. Ей больше не в чем было каяться. Она заплатила свой долг Богу или Тому Кто Управлял Делами четыре месяца назад. Ее изнасиловали и погрузили в кошмарный мир боли и ложного превосходства.

Хэнк снова подал голос:

– Ты хорошо себя чувствуешь, детка?

Какой глупый вопрос, подумала Лена. Какой глупый и пошлый вопрос.

– Ли?

– Да, – ответила она.

– Нэн снова звонила, – сказал он.

– Знаю, – ответила Лена.

Нэн Томас, любовница Сибил, в последний месяц то и дело звонила.

– У нее остались вещи Сибил, – сказал Хэнк, хотя знал, что Лене это было известно. – Она хочет отдать их тебе.

– Почему бы ей не отдать их тебе? – возразила Лена.

Она не хотела видеть эту женщину, и Хэнк знал это. Тем не менее вновь поднял эту тему.

Хэнк перевел разговор.

– Эта девочка… вчера вечером, – начал он и выключил радио. – Ты была там?

– Да, – сказала она.

Лена сжала челюсти, чтобы не заплакать. Будет ли она когда-нибудь говорить нормально? Неужели даже звук собственного голоса постоянно будет напоминать ей о том, что он с ней сделал?

Он… думала Лена, не позволяя мозгу произносить его имя. Она смотрела на сложенные на коленях руки, разглядывала шрамы на тыльных сторонах ладоней. Если бы Хэнк не сидел рядом, она повернула бы руки и посмотрела бы на следы от гвоздей, проткнувших насквозь ладони. Те гвозди прибили ее к полу. Такие же шрамы были на ступнях между пальцами и щиколотками. Два месяца физиотерапии вернули рукам работоспособность. Ноги тоже нормально передвигались, а вот шрамы останутся навсегда.

В памяти Лены осталось лишь несколько болезненных моментов того, что происходило с ее телом во время насилия. Картину восстановили шрамы и написанная в госпитале история болезни. Она помнила мгновения, когда наркотики прекращали свое воздействие, и он приходил к ней, садился рядом на пол, словно они были в лагере церковной общины. Он рассказывал ей о своем детстве, о жизни, будто они были любовниками, желающими узнать все друг о друге.