Пятьдесят оттенков темноты - Барбара Вайн Страница 9

Мне всего тридцать, и у меня еще могут быть дети — ужасная перспектива! Говорят, что подробности родов — боль и тому подобное — забываются, но я все помню. Кроме того, в нашей семье уже были близнецы, и не только у меня: сестры матери, которые умерли в младенчестве. Иногда я представляю, что в сорок лет у меня родится нежеланный ребенок…

Вторая дочь появилась на свет, когда Айви, должно быть, уверилась, что опасность миновала. Все указывало на то — в том числе прецеденты, — что ребенок станет обузой. Пожилой отец с больным сердцем, мать на пороге менопаузы, открыто заявляющая, что «не любит детей», брат и сестра, вступившие в подростковый возраст, каждый с давно установившейся ролью в семье. Джон, как и его отец, учился в средней школе Колчестера и был в таком возрасте, когда мальчики в обществе сверстников очень стесняются любого проявления сексуальности со стороны родителей. А разве можно найти более убедительное свидетельство сексуальности, чем рождение ребенка? Кроме того, родители Джона были старыми — отец на двадцать лет старше, чем у большинства одноклассников. Что касается Веры, то причины ущерба лично для нее на первый взгляд вполне очевидны. Новорожденный ребенок того же пола должен был перетянуть на себя родительскую любовь, прежде предназначавшуюся ей.

Однако ничего такого, похоже, не случилось. С самого начала Эдит — вскоре она стала называть себя Иден — была всеобщей любимицей. Не будет преувеличением сказать, что ее обожали, по крайней мере отец, брат и сестра. Отношение миссис Лонгли к ребенку оставалось тайной. Она редко писала письма и, по всей видимости, вообще ни с кем не переписывалась в период между смертью тети и отъездом старшей дочери в Индию. Не сохранилось и ее фотографий — если таковые существовали — вдвоем с Иден. Вместе их можно увидеть только на одном снимке, где также присутствуют Артур Лонгли, Джон, Вера и Клара Доусон. Снимок был сделан на пляже в Кромере: Вера держит на коленях трехлетнюю Иден, а на заднем плане в шезлонге сидит Айви, лицо которой скрыто в тени широкополой шляпы.

В 1924 году Вера писала Хелен Чаттерисс:

Жаль, что ты не видела моей младшей сестры. Она самый красивый ребенок на свете, но фотографии совсем не передают ее прелести. Я должна тебе кое в чем признаться. Когда я выхожу с ней на прогулку — веду за руку или везу в коляске — то мне хочется, чтобы люди считали, что это мой ребенок, а я его мать. Думаешь, это глупо и странно? Конечно, я еще недостаточно взрослая, чтобы быть ее матерью, но люди говорят, что я выгляжу на восемнадцать. А на прошлой неделе одна знакомая мамы, которая не видела меня раньше, предположила, что мне двадцать четыре! Как нетрудно догадаться, мама была не очень довольна, потому что это делало ее еще старше.

Эдит мы все называем Иден, потому что она сама так себя называла, когда еще не научилась выговаривать звук «т». Мне кажется, это очень милое имя. Эдит больше подходит для старой тетушки. Не понимаю, почему мама и папа его выбрали. Волосы у нее сверкают, как чистое золото. Надеюсь, они не потемнеют. Мои, конечно, не потемнели, но в ее возрасте они у меня были белыми…

После окончания школы Джон устроился на работу в банк «Мидленд». Когда представилась возможность перевестись в лондонское отделение, он раздумывал не дольше одного дня, после чего принял предложение и поселился в качестве жильца в доме двоюродной сестры матери и ее мужа. До замужества Элизабет Уайтстрит носила фамилию Нотон. Вместе с мужем и двумя детьми она жила в Уэнстеде, который тоже относится к Эссексу, но расположен на восточной окраине Лондона. Проживая в их доме, Джон познакомился с молодой девушкой, наполовину швейцаркой, Вранни Брюйер, которая также снимала тут квартиру и которая работала — не имея соответствующего образования — сиделкой в местном приюте для детей. Отец Вранни умер во время эпидемии инфлюэнцы в 1918 году, а мать — семь лет спустя. Ее мать тоже была детской сиделкой, или, скорее, няней, нанятой одной семьей из Цюриха, где она и познакомилась с Йоханном Брюйером. Вранни была на два года старше Джона Лонгли — она родилась в Цюрихе в 1905 году; это обстоятельство стало одной из причин недовольства родителей выбором сына, когда в 1928 году Джон, которому исполнилось двадцать один, женился на ней. Еще большее смятение у Артура и Айви вызвало происхождение Вранни. В двадцатых годах двадцатого века англичане, и особенно сельские жители, все еще сохраняли глубокое недоверие к иностранцам. Не будет преувеличением сказать, что в 1928 году Айви Лонгли относилась к выбору сына точно так же, как современная женщина из тех же слоев общества отнеслась бы к тому, что ее сын женится на чернокожей африканке. Если одна из бабушек Айви действительно происходила с Фарерских островов — именно ее гены внесли решающий вклад в красоту самой Айви и ее дочерей, — то данный факт был благополучно забыт. По свидетельству миссис Чаттерисс, отказ присутствовать на свадьбе — несмотря на то что Артур приехал, вместе с шестилетней Иден — стал причиной постоянной напряженности в ее отношениях с невесткой, и когда Джон ездил навещать мать, которую обожал, он был обязан делать это один.

Неизвестно, как относилась Вера к отступлению Джона от традиций. Она не присутствовала на свадьбе, потому что к тому времени уехала в Индию и сама уже два года была замужем. Когда ей исполнилось восемнадцать, от единокровной сестры пришло приглашение посетить Равалпинди. Хелен Чаттерисс предлагала оплатить половину стоимости морского путешествия. Вера отправилась в Индию в конце лета 1925 года и прибыла в Бомбей как раз к окончанию сезона дождей. Вера устроила свою судьбу так же поспешно, как ее брат-близнец: в первую неделю пребывания в бунгало капитана (теперь майора) Чаттерисса и миссис Чаттерисс она познакомилась с младшим офицером из полка Виктора Чаттерисса, юным Джеральдом Лодером Хильярдом, и увлеклась им.

Что касается происхождения — в 1925 году такие вещи все еще были очень важны, — то Джеральд Хильярд стоял на ступеньку выше Веры, а если точнее, то на несколько ступенек, хотя Хелен Чаттерисс благодаря неожиданному повороту судьбы (и отсутствию отцовских чувств у Артура Лонгли) стала принадлежать к тому же классу, что и он. Джеральд был третьим, самым младшим сыном сомерсетского сквайра, мелкого помещика с хорошей родословной, но небогатого. Согласно семейной традиции, младшие сыновья поступали на службу в индийскую армию, и у Джеральда Хильярда имелся предок, прославившийся своей храбростью в первой афганской войне 1839–1842 годов, а его двоюродный дед сопровождал сэра Генри Хейвлока [16]во время «Великого Мятежа», [17]когда тот прорывался к осажденной резиденции в Лакхнау. Джеральд Хильярд был воспитанником Харроу-Скул [18]и окончил Сандхерст. [19]Внешне он напоминал Джорджа Оруэлла — по крайней мере, такое впечатление оставляют его фотографии. Очень высокий, выше шести футов трех дюймов, худой до истощения — хотя обладал отменным здоровьем, — с каштановыми волосами и темными квадратными усиками. Его младшая сестра, миссис Кэтрин Кларк, пишет: