Необитаемый город - Дэн Уэллс Страница 8

— Ее нашли в вашем кармане, но, как я полагаю, ничего такого уж страшного в этом нет. Пройдем по всему списку? — Он начинает загибать пальцы. — Вы перестали приходить на сеансы, бросили работу, а когда вас нашли — жили под виадуком. И еще не брились месяцами, не мылись неделями и, по сообщению полиции, несколько дней мочились в штаны.

— Меня преследовали, — говорю я, скрежеща зубами. — Мы пытались выбраться из города, и иногда… иногда, если ты прячешься от плохих ребят, приходится идти на жертвы. Что еще мог я сделать?

— Откуда такая уверенность, что вы прятались? Вы вообще помните, где были? Или почему именно там?

Молча смотрю на него, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о двух последних неделях, но всплывают только какие-то обрывки — бессмысленные, словно в калейдоскопе, картинки, звуки, запахи, которые никак не удается соединить. Будто смотришь на мир через очки, разбитые и заляпанные грязью.

Он вздыхает:

— У вас не было ни денег, ни документов. Единственное, что у вас нашли, так это ручку от крана.

— Вспомнил! — кричу я вдруг, потрясенный собственной бурной реакцией. Во мне закипает возбуждение — пришло первое воспоминание о потерянных неделях. — Из памяти стерлось почти все, но про эту ручку помню! Я защищался.

— Вам повезло, что вы не ударили ею полицейского, — это грозило бы куда большими неприятностями.

— Все не так, — объясняю я. — Мне нужно было выключить горячую воду. Безликие выследили меня, но добраться, как обычно, через подслушивающую аппаратуру не смогли. Потому наполнили нагреватель цианидом. Я снял ручку, чтобы нельзя было включить горячую воду.

Ванек смотрит на меня, его короткие пальцы сцеплены на округлой груди.

— Вы сняли ручки с кранов в доме отца? Неудивительно, что после этого отправились жить на улицу.

— Я… — Замолкаю. Ванек прав: отец никогда не допустил бы такого. Терпением и пониманием он не отличался. — Я там не жил. Меня выгнали?

— Когда вы ушли из отцовского дома?

— Недели две назад. Помню, еще пытался вынести телевизор, чтобы обезопасить дом. Думаю, отец пришел в ярость.

— Это на него похоже. И на вас. — Ванек снимает очки и трет глаза. — Можно было вовремя принять необходимые меры, если бы вашего отца собственный сын волновал хотя бы вполовину так, как его волнует телевизор.

— Я ушел из дома. — Слова Ванека меня почти не трогают. — Не ушел бы из-под электронного наблюдения, у них не было бы причин травить меня. Но они пытались меня отравить. Значит, уйти мне все-таки удалось, отыскать место, где нет никаких проводов. — Я смеюсь. — Это должно было их напугать.

Наконец-то удалось что-то вспомнить о последних днях. Безликие шли по пятам, но мне почти удалось оторваться. И только случайная встреча с полицией вернула меня под их радар. Это значит, что если я снова сбегу и при этом не столкнусь с полицией, то это будет уже навсегда.

Вот только нельзя уйти без Люси. А ее удерживают в заложниках, чтобы не дать мне бежать. Где она?

— Майкл, послушайте, что вы несете, — говорит Ванек, подаваясь вперед. — Отсутствие логики — самый очевидный показатель галлюцинации. Давайте-ка разберемся. Сначала безликие находят вас. Потом, когда теряют ваш след, вдруг решают убить самым невероятным, самым труднореализуемым способом. Откуда им было знать, какой нагреватель наполнить цианидом, если они не знали, где вы находитесь? А если все же знали, то почему бы им не начинить ваше жилье бо́льшим количеством подслушивающих устройств и не продолжить наблюдение? И самый главный вопрос: если они хотели, чтобы вы были мертвы, то почему просто не убили? Зачем понадобился этот хитроумный план?

— Понятия не имею. Если бы я знал План в подробностях, то неужели оказался бы здесь, в больнице, связанный? — Снова натягиваю ремни для большей убедительности. — Я столько месяцев бегал от этих людей. Что нужно сделать, чтобы вы мне поверили?

— Зачем им наблюдать за вами — бездомным, безработным? По сути, за никем?

— У меня есть работа, — возражаю я. — И дом есть, и девушка, и все остальное. У меня есть целая жизнь, а они пытаются ее отнять.

— Вы не сделали ничего важного, — говорит Ванек. — Вы не знаете ничего важного. Вы ничто.

— У меня есть кое-что нужное им.

— Ничего у вас нет.

— Ошибаетесь. Похоже, мне удалось найти кое-что. Как раз в то время, когда исчез, — какую-то вещь, место или человека. Нечто такое, что они хотели сохранить в тайне. А я нашел. Но теперь…

Ванек в очередной раз подается вперед:

— И где оно?

— Слушайте, я не знаю, почему лишился памяти, и не имею представления, что именно у меня есть. Однако уверен, что оно им нужно, а это означает, что им позарез нужен я.

Ванек улыбается:

— Вот еще яркий показатель галлюцинации — нарциссизм. — Пытаюсь ответить, но он останавливает меня движением руки. — Один из неотъемлемых симптомов параноидальной шизофрении — убежденность в собственной значимости, в том, что всем этим громадным, чрезвычайно хитроумным суперорганизациям больше нечего делать, как смотреть ваш телевизор и травить вас через водонагреватель.

— Доктор Ванек, вы должны мне верить. Я ключ ко всему Плану. Или нашел этот ключ. Безликие боятся, думают, будто я могу их остановить. Но мне нет до них никакого дела! Я просто хочу убежать. — Замолкаю на мгновение. — Мы с Люси собирались уехать на ферму.

— Это отражение того факта, что ваша реальность существует исключительно у вас в голове. — Ванек словно не слышит моих аргументов. — У безликих людей нет никакого объекта для слежки получше вас, потому что для них и не существует никого другого. Вы и центр, и периферия всего этого вымышленного мира.

— Перестаньте так говорить! — Лицо горит, в душе закипает ярость. Делаю глубокий вдох и замечаю, что кулаки снова сжаты. — Не хотите помочь, тогда убирайтесь с глаз долой.

Если Ванек не верит мне, а с Люси случилось что-то ужасное, то кто же тогда остался?

Ванек долго и молча ощупывает меня внимательным взглядом. Наконец кивает.

— Вы правы, — говорит он. — Я не могу убедить вас, что ваша реальность ложная, как не мог бы убедить и никого другого. Вот почему эта болезнь лечится с таким трудом.

— Тогда отпустите меня.

— Майкл, я уже говорил, что не вправе решать. Вас перевезут в Пауэлл, сделают серию тестов. Не волнуйтесь — не физических. Если подтвердят диагноз доктора Сардиньи, то назначат курс нейролептических средств.

— Я не хочу никаких лекарств.

— Тогда перестаньте быть шизофреником. Есть только эти два варианта.

— Можно было бы обойтись и терапией.

— Терапию вы получите, — сообщает он. — Но лишь после того, как лекарства снимут острую фазу. Психотерапия воздействует на нездоровые мыслительные процессы, но, к несчастью для вас, ваши мыслительные процессы функционируют нормально. Только вот реагируют они на ложные посылы.