Формула творения - Евгений Хейсканен Страница 8

Работник российского посольства в Финляндии, пожилой, но ещё крепкий и костистый высокий мужчина, Егор Сергеевич Рогатин, в последнее время пребывал в крайне приподнятом настроении. Бывший советский спецслужбист, участник боевых действий в Чечне, Рогатин наконец-то мог праздновать личную большую победу: сделка с представителем некой тайной антироссийской организации близилась к удачному завершению. Рогатин хорошо помнил, как один респектабельного вида господин с аккуратно подстриженной и слегка седоватой бородкой, неплохо владевший русским языком с небольшим прибалтийским акцентом, подсел к нему в маленьком финском кафе недалеко от центрального хельсинкского проспекта Маннергейминтие. Господин представился как Айвар Лаукгалс, работник фирмы «Текникал Темпл». Егор Сергеевич поначалу отнёсся к нему с недоверием, заподозрив какую-то провокацию со стороны «своих». «Вдруг захотели проверить?» — заполошно подумал Рогатин. Но респектабельный господин, тайно работавший на главу фирмы Акджара Фироза, сказал нечто такое, что сразу развеяло в пыль мнительность русского дипломата.

— Значит, речь идёт о тех самых заокеанских материалах. Много воды утекло с тех пор, как они пришли в Советский Союз, господин Айвар. Да и в СССР не дремали, а многое сделали в искомом направлении. Предоставляемые мною материалы отражают как американские, так и русские технические решения. Скажу одно: в любом случае я человек маленький со скромными полномочиями, — внимательно всматриваясь в собеседника, резонёрствовал Рогатин.

— Не ломайтесь, Егор Сергеевич, нам прекрасно известно, кто вы и каковы ваши возможности. Могу конфиденциально сообщить вам, что очень важные люди чрезвычайно заинтересованы в сделке. Ведь вы владеете не то что секретной — суперсекретной информацией. Причём ваше непосредственное начальство и не догадывается об этом, так как сведения, когда-то полученные вами, отнюдь не соответствуют вашему уровню в российской дипломатической и агентурной иерархии.

— Ну что ж, грубовато, но верно, — согласился Рогатин. — Впрочем, какое это имеет отношение к обсуждаемой тематике? Вам-то нужны материалы, а мне тривиальные дензнаки, извините за пошлость.

— Ну что вы, не извиняйтесь, любезный Егор Сергеевич. Просто нам, как всем нормальным людям, не мешало бы иметь хоть какие-то гарантии. Неосведомлённость вашего высокопоставленного начальства в ваших же делах, как бы это уместнее выразиться, развязывает нам руки. Достаточно чуть-чуть намекнуть и…

— Не угрожайте, я же вам, в конце концов, не возражаю, да и против сделки ничего не имею. Мои мотивы просты — деньги и месть, — зло сверкнув глазами, отчеканил сотрудник посольства.

— Мне импонирует ваш эмоциональный пафос. Вы меня недопоняли — никаких угроз, просто деловое партнёрство и небольшая толика надёжности на случай вашего внезапного разворота на 180 градусов.

— Этого не будет, можете мне верить, — устало произнёс Егор Сергеевич.

— Ну и прекрасно. В таком случае, как говорят в России, по рукам? — лучась добродушнейшей улыбкой, спросил Айвар Лаукгалс.

— По рукам. Не забудьте, главное, о своих собственных обязательствах, — последнее Рогатин произнёс, уже допивая свой кофе.

Его собеседник старорежимно и чопорно слегка наклонил подбородок, только что не щёлкнул каблуками. «Барин», — окрестил его Рогатин, выходя на шумящую потоками машин Маннергейминтие. Сев в свою машину, Егор Сергеевич в раздумье поехал на службу.

Российское посольство в Хельсинки всегда поражает монументальностью впервые видящих его. Мощное здание серого цвета, построенное в духе сталинского ампира, огороженное высоким решетчатым забором, занимает приличную площадь. На улице у консульского отдела часто можно видеть очередь посетителей, иногда довольно длинную, так как небольшая приёмная зала консульского отдела, контрастируя с общими достойными габаритами посольства, не в состоянии вместить сразу всех желающих.

Проезжая по улице вдоль посольского забора, Рогатин силился понять, где ему лучше назначить встречу для передачи материалов. Уж конечно, не в своём собственном кабинете, который мог и прослушиваться. Улочки, окаймляющие здание посольства, были не слишком людны за редким, пожалуй, исключением, но парковаться вблизи своей дипломатической альма-матер для передачи нелегальных сведений Рогатин счёл также неуместным. «Придётся, видимо, подыскать подходящее место где-нибудь в Хельсинки, — решил Рогатин, — лишь бы глупо не столкнуться с кем-либо из дипломатического корпуса». Егор Сергеевич был реалистом и понимал, что «законом бутерброда» пренебрегать нельзя и лучше перестраховаться, чем наоборот. Самое верное в таком деле — спонтанный непредсказуемый выбор. Ведь если сам он определит место спонтанно и случайно, без особых привязок, то вероятность успеха любого наблюдения над ним понизится во много раз.

«Освободим сознание от ненужных сведений и будем мыслить с чистого листа, без предвзятостей — как учил Эдмунд Гуссерль, германский философ рубежа девятнадцатого и двадцатого веков», — решил немного помечтать о высоком Рогатин. В сущности, его жизнь и должна теперь начаться совершенно по-новому, с того самого чистого листа. От «предвзятостей», как и от некоторых принципов, тоже придётся отказаться. Но он не винил себя: таково время. Он же вынужден приспосабливаться.

Через пару дней Лаукгалс дал знать, что заинтересованная сторона готова к встрече для осуществления сделки, и предложил определиться с местом её проведения. После некоторых размышлений Рогатин выбрал набережную Похъёйсранта, протянувшуюся по восточному побережью Хельсинки от пролива Силтавуоренсалми до полуострова Катаянокка, означающему в переводе на русский «Можжевеловый мыс». Набережная находилась на расстоянии не меньше километра от российского посольства, то есть достаточно далеко от него, но не настолько, чтобы случайный или не очень наблюдатель мог бы задаться вопросом, почему там находится консульский работник Егор Сергеевич Рогатин. К тому же на соседней с набережной улице находились Институт политической стратегии и Военный музей Хельсинки. В посольстве знали, что Рогатин консультировался в Институте политической стратегии по одному из вопросов российско-финляндских отношений, бывал он и в Военном музее, поэтому его пребывание вблизи набережной Похъёйсранта не могло вызвать ненужного пересуда. Засмотревшись на ажурные цветастые яхты, карнавальной вереницей обнимающие берег, Рогатин не сразу заметил неспешно подходящего к нему плечистого молодого человека в чёрной кожаной куртке. На его плече болталась сумка с изображением синего треугольника.

«Так, это хорошо, — подумал Рогатин, — выглядит, как и договаривались — здоровенный, в чёрной куртке и сумка соответствует описанию». Егор Сергеевич слегка развернулся к незнакомцу и небрежным тоном сказал по-фински:

— Mitä sinä voisit sanoa Suomenlinnasta? [9]

— Аквапарка нет, зато рядом морс, — по-русски парировал громила.

Всё было в порядке — перед Рогатиным стоял посланец Фироза. Предстояло совершить обмен, а все детали были уже согласованы. Однако Рогатин ещё перед встречей позаботился о том, чтобы в случае необходимости затратить на выстрел минимум времени, заранее положив свой пистолет «гюрза» в широкий боковой карман плаща. Бронежилет также не был позабыт предусмотрительным Егором Сергеевичем. Он, конечно, не верил, что могущественный ливанец способен приказать убить его из жадности, но боялся погибнуть как ставший ненужным свидетель.