Алекс - Пьер Леметр Страница 8

Размышлять… Помимо ломоты во всем теле этому начал мешать переполненный мочевой пузырь, все более настойчиво напоминая о себе. В таких случаях Алекс никогда не могла долго терпеть, и теперь ей не понадобилось и минуты, чтобы принять решение: она расслабила мышцы и стала мочиться под себя — это получилось не сразу и заняло некоторое время. Это не было постыдной слабостью — она сама приняла такое решение. Если бы она этого не сделала, то ей пришлось бы мучиться, возможно, несколько часов подряд, а закончилось бы скорее всего тем же самым. Оценивая ситуацию в целом, можно было с уверенностью сказать, что у нее гораздо более серьезные проблемы, чем вынужденная необходимость мочиться таким образом, — так что она предпочла не создавать себе дополнительных неудобств. Правда, спустя несколько минут она стала мерзнуть еще больше — о таком последствии своего поступка она не подумала. Алекс дрожала все сильнее, уже не сознавая, от холода или от страха. Она попеременно видела перед собой два образа: человека в метро, который улыбался ей, и его же — когда он набросился на нее, ударил и затащил в фургон. Боль от падения была такой сильной, что на некоторое время оглушила ее.

Внезапно где-то далеко грохнула металлическая дверь, и отзвуки этого удара несколько раз повторило эхо. Алекс мгновенно перестала плакать и вся обратилась в слух — напряженная до предела, на грани окончательного срыва. Судорожным рывком перевернувшись на бок, она пыталась принять такое положение, чтобы максимально смягчить удар, — она была уверена, что похититель будет ее избивать, что для этого он ее сюда и привез. Она почти перестала дышать от ужаса. Вслушивалась в приближающиеся шаги — размеренные и тяжелые. Наконец человек остановился перед ней. Сквозь ресницы она разглядела его обувь — огромные тяжелые ботинки, идеально вычищенные. Он ничего не говорил. Он неподвижно возвышался над ней, словно охранял ее забытье. Так продолжалось довольно долго. Наконец Алекс решилась, полностью открыла глаза и посмотрела вверх, прямо на него. Руки у него были сцеплены за спиной, лицо не выражало никаких особенных чувств. Казалось, он не собирается ничего предпринимать. Он просто разглядывал ее, слегка склонив голову, — так, как если бы перед ним была вещь. Снизу его голова казалась массивной, брови — необыкновенно черными и густыми, почти полностью скрывающими глаза. Но самым примечательным был его лоб, широкий и выпуклый, превышающий по размеру остальную часть лица. Он словно выпирал откуда-то из недр черепа. Это придавало человеку какой-то первобытный вид… Недоразвитый… Непрошибаемый… Алекс машинально искала нужное слово. И не находила.

Она попыталась заговорить, но ей мешала клейкая лента. Так или иначе, все, что ей удалось бы произнести, было бы: «Пожалуйста, прошу вас…» Она пыталась сообразить, что ему сказать, если он ее развяжет. Ей хотелось найти какие-то другие слова, кроме этих, жалких и умоляющих, но ничего другого не приходило на ум — ни вопроса, ни просьбы, только мольба. Слова не приходили — мозг словно застыл. Лишь смутно трепыхалось нечто вроде: он меня похитил, связал, запер здесь — что он собирается со мной делать?..

Не в силах сдержаться, Алекс снова заплакала. Человек отошел, так и не произнеся ни слова. Он остановился в углу помещения и резким жестом сдернул с какого-то непонятного предмета укрывавшее его широкое брезентовое полотнище. Все это время Алекс повторяла про себя, как заклинание: только бы он меня не убил.

Сейчас он стоял к ней спиной, наклонившись, и обеими руками тянул к себе что-то тяжелое (ящик?), скрежещущее по бетону. На нем были матерчатые темно-серые брюки и полосатый пуловер, сильно растянутый и далеко не новый.

Протащив непонятный предмет несколько метров, он прекратил пятиться и посмотрел вверх, словно прикидывая высоту. Выпрямившись, он какое-то время стоял, по-прежнему глядя вверх и уперев руки в бока, как будто обдумывал, как лучше взяться за дело. Наконец он обернулся и взглянул на Алекс. Затем подошел к ней и опустился на одно колено — оно оказалось у самого ее лица. Резким движением он вытянул руку и сорвал клейкую ленту, опутывавшую ее лодыжки. Потом его грубая ручища ухватила за край ленты, залепившей губы Алекс, и бесцеремонно рванула ее. Алекс вскрикнула от боли. Он выпрямился, одновременно подхватывая ее с пола одной рукой. Конечно, она не такая уж тяжелая, но все-таки… одной рукой! От такого резкого подъема у нее закружилась голова, и она едва удержалась на ногах — тем более что тело, долгое время остававшееся без движения, ее почти не слушалось. Пошатнувшись, она ткнулась головой в грудь незнакомца. Он с силой сжал ее плечо и развернул в противоположную от себя сторону. Прежде чем она успела произнести хоть слово, он разрезал путы на ее запястьях.

Тогда, набравшись храбрости, Алекс произнесла те слова, которые все это время вертелись у нее на языке, — даже не размышляя о том, какое будет продолжение:

— Пожалуйста… прошу вас…

Она не узнала свой собственный голос. К тому же она снова начала заикаться, как в детстве.

Сейчас они стояли друг к другу лицом, как на очной ставке. Алекс вдруг пришла в дикий ужас от одной мысли о том, что он может с ней сделать, и на мгновение ей захотелось умереть — вот прямо сейчас, ничего не требуя. Пусть он просто ее убьет… Чего она боялась сильнее всего — долгого ожидания, за время которого ее доконает собственное обезумевшее воображение, рисовавшее жуткие картины всего того, что он способен с ней сотворить. Она почти воочию видела собственное тело, словно уже не принадлежащее ей, неподвижно лежащее на полу в той же позе, в какой пребывало еще совсем недавно, покрытое ранами, кровоточащее, страдающее от невыносимой боли… Это была она и как бы уже не она. Алекс отчетливо видела себя мертвой.

Холод, запах мочи, страх и стыд… Что угодно, лишь бы он меня не убил… пусть только он меня не убивает…

— Раздевайся, — сказал человек.

Голос звучал бесстрастно и непреклонно. Это был приказ. Алекс открыла рот, но прежде чем она успела произнести хоть слово, человек отвесил ей оглушительную пощечину — такую сильную, что она пошатнулась и сделала шаг в сторону, потом, потеряв равновесие, еще один и упала на пол, сильно ударившись головой о бетон. Человек медленно приблизился к ней и схватил ее за волосы. Это было невыносимо больно. Он рванул ее вверх. Чувствуя, что еще немного — и он буквально сдерет с нее скальп, Алекс уцепилась обеими руками за его руку, пытаясь заставить ее разжаться. Затем, неожиданно для себя, нашла в себе силы рывком подняться на ноги. Когда на нее обрушилась вторая пощечина, человек все еще держал ее за волосы, так что она не упала — ее лишь с силой встряхнуло, и голова резко дернулась в сторону. Пощечина буквально оглушила ее — Алекс чувствовала лишь звон в ушах и вновь нахлынувшую боль.

— Раздевайся, — повторил человека. — Догола.

И отпустил ее. Алекс сделала неуверенный шаг, стараясь удержаться на ногах, но вместо этого рухнула на колени и снова застонала от боли. Он приблизился, склонился над ней. Прямо над ней оказалось его грубое лицо, тяжелая голова с выпирающим лбом, холодные серые глаза…

— Ты поняла?

И, словно в ожидании ответа, снова занес над головой руку с широко раскрытой ладонью. Алекс торопливо пробормотала несколько раз подряд «Да, да, да» и поспешно поднялась на ноги — все что угодно, лишь бы не получить еще один удар. Очень быстро, чтобы он понял, что она абсолютно и всецело готова ему повиноваться, Алекс стянула майку, сорвала лифчик и начала торопливо расстегивать пуговицы джинсов — как если бы всю ее одежду вдруг охватило пламя. Она хотела раздеться как можно быстрей, чтобы он снова ее не ударил. Наклоняясь, разгибаясь, она стягивала все, что на ней было, — все, все! — и вот наконец выпрямилась, опустив руки вдоль тела, и лишь в этот момент отчетливо поняла все, что только что потеряла и никогда больше не вернет. Ее поражение было абсолютным — раздеваясь так быстро, как только могла, она словно заранее соглашалась со всем, говорила «да» в ответ на все. В каком-то смысле она только что умерла. Ее ощущения были почти нереальными, как будто она существовала отдельно от своего тела. Возможно, поэтому она нашла в себе силы спросить: