Бортпроводница - Крис Боджалиан Страница 8

Наконец телетрап отделился, Стюарт приказал экипажу проверить, готов ли салон ко взлету. Пора пристегнуть ремни. Они начали руление, потом покатились по ВПП, и Кэсси ощутила, как самолет вздрогнул, — значит, шасси вот-вот оторвутся от земли. Ура, полетели! Они поднимались в воздух, они покидали Дубай. В очередной раз оставляли далеко внизу лыжный курорт, построенный в закрытом помещении, заметные из космоса рукотворные острова в форме пальм, футуристические башни и шпили. Вендинговые автоматы с золотом. Самолет парил над бесконечными рядами нефтяных скважин и буровых вышек, с высоты они выглядели как скопление трудолюбивых муравьев, прикованных к земле. А потом — пустыня, бесконечная плоскость и бегущая по ней песчаная рябь, волны барханов на западном горизонте.

И тут нахлынули слезы — неожиданные и неудержимые, и Кэсси не утирала их и не пыталась успокоиться. Тушь вместе со слезами стекала по щекам. Она плакала тихо, зная, что никто из пассажиров не увидит ее здесь, на откидном сиденье. Меган могла повернуть голову и удивиться, с чего бы коллега пришла в такой раздрай, но они летали вместе достаточно часто, и Меган поняла бы, что рано или поздно Кэсси возьмет себя в руки.

Отчасти она плакала от глубокого облегчения: самолет покинул Аравийский полуостров, где приходится непросто любой женщине, и совсем уж плохо, если эту женщину подозревают в том, что она в необъяснимом приступе посткоитального безумия, подогретого араком, едва не обезглавила некоего беднягу, ворочавшего чужими деньгами. Но она понимала, что прежде всего оплакивает потерю. Теперь, когда инстинкт самосохранения, который вел ее до сих пор, потихоньку утрачивал свое влияние, она подумала о человеке, которого бросила в номере отеля. Шок постепенно испарялся, словно утренняя дымка в лучах солнца, поднимающегося над Камберлендскими горами, и она впервые погрузилась в скорбь и отчаяние, идущие рука об руку с чувством утраты.

Она мысленно перечислила то немногое, что успела узнать о личной жизни Алекса Соколова. Он был единственным ребенком в семье. Его родители жили в Шарлоттсвилле и уже подумывали о пенсии, хотя до нее им было еще довольно далеко. (Господи, как же молод был Алекс! Его родители даже не пенсионеры.) Он сказал, что занимается фондом около четырех лет — так он его и называл всякий раз, просто «фонд», — а раньше работал в «Голдман Сакс». Он управлял деньгами с тех пор, как получил диплом по математике (количественное что-то там и финансовое что-то там) в Дареме. На вопрос о работодателе он тоже ответил довольно уклончиво и назвал только имя — Дьюк, хотя она и выспрашивала подробности. Он предпочитал Толстого и Тургенева Достоевскому, хотя и настойчиво советовал ей перечитать всех трех авторов — «уже спокойно, по-взрослому, а не наспех перед экзаменами».

Он не просто заказал столик на двоих во французском ресторане в паре кварталов от отеля, но еще и сунул денег метрдотелю, чтобы их посадили в уголке и за соседним столом не было других посетителей. Сначала она решила, что это просто выпендреж завзятого позера, но, подводя ее к столику, он шепнул, что считает ухаживания глубоко личным делом и хочет этим вечером за ней поухаживать. Они выбрали блюда, которые стоили дороже всего, что она купила за три дня в Париже и Дубае. Ужин обошелся ему во столько, сколько в иные месяцы составляли все ее расходы на продукты. Он заказал рагу из телятины под белым соусом, а она петуха в вине, пошутив, что после выпитого ими арака остается только мяса в винном соусе поесть (хотя, конечно, он напомнил ей, что в процессе приготовления весь алкоголь испаряется). Они наслаждались едой, уединением и никуда не торопились. Прикончив бутылку вина, они попросили еще арака. И все же, падая в алкогольную кроличью нору, они ни на минуту не забывали о том, что находятся в Дубае. Оба бывали здесь раньше и знали, что штрафы за пьянство в общественном месте тут малоприятные. Они вели себя смирно, флиртовали в своей укромной нише, но не прикасались друг к другу. Алекс понизил голос, описывая все, что собирается с ней сделать в номере отеля, после того как к ней присоединится. Он незаметно протянул ей ключ от номера, и ее тело пронзила легкая дрожь, когда кончики их пальцев соприкоснулись.

Конечно, полиция отследит его кредитку, и в ресторане вспомнят, что он был с женщиной, наверняка американкой, потому что они разговаривали на американском английском. Кто-то, возможно, отметит, что спутница была постарше его. Но они же не привлекали внимание? Вообще-то, да, немного, когда заказали сначала арак, потом вино, а потом опять арак. Но Кэсси была уверена, что половину, возможно, даже две трети ужинавших в ресторане составляли люди с Запада. Кэсси и ее спутник не выделялись на общем фоне.

Он любил футбол, играл во время учебы. Еще больше любил сквош и до сих им занимался.

Мысль о том, что он тоже любит поддать — как минимум этой ночью, — отозвалась в ее сердце острой, тоскливой болью. Кэсси предполагала, что все, кто пьет так, как она, имеют на то причину, но не стала расспрашивать Алекса. Что толкало его на пьянство? Теперь не узнаешь. Естественно, он не пытался вызнать ее причины.

Он курил. Она давно не развлекалась с курильщиками, но поцелуи Алекса не оставляли ощущения, будто лижешь пепельницу. Скорее, было в них что-то приятно декадентское. Он сказал, что курит только в заграничных командировках.

Как только он вернулся в номер, они легли было на пунцовое покрывало на кровати, но тут он повел ее в душ. Она удивилась и не знала, как реагировать: то ли восхититься его самообладанием, то ли обидеться (впрочем, об этом думать ей не хотелось). Она подчинилась — и не пожалела. Они занялись любовью там, в ванной, она стояла на коленях на мраморной скамейке, его руки обвивали ее тело, пальцы гладили между ног. А после он мыл ее волосы.

При этом воспоминании из груди Кэсси вырвался тихий, но слышный всхлип. Прямо здесь, на откидном сиденье для персонала.

— Боже, да ты плачешь, — прошептала Меган, явно внутренне балансируя между сочувствием и раздражением. — Тебе нужна помощь?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Кэсси шмыгнула носом и вытерла щеки пальцами.

— Не знаю, — солгала она. — Честное слово, не знаю. Но я в норме. Сейчас успокоюсь.

В воспоминаниях появилась Миранда. Когда она удалилась, Кэсси тоже собиралась уйти, но тут Алекс отвел ее в потрясающую спальню, и они снова занялись любовью. Они прикончили маленькую бутылку арака из мини-бара (тогда Кэсси казалось, что они ее добили; этим утром, вытирая голубое стекло мочалкой, она слышала, как на дне плещется жидкость). Затем вернулись к водке. Почему-то Алекс не смог отвинтить крышку и случайно разбил бутылку о прикроватную тумбочку (или разбил с досады?). Вместо того чтобы убрать осколки, они покатились со смеху. Кажется, после этого Кэсси начала одеваться. Но дальше все пряталось в тумане — на месте воспоминаний зияла дыра. Кэсси проснулась голой. Какого черта она не натянула юбку, блузку и не свалила в свою гостиницу?

Господи, все как всегда — сколько раз она просыпалась голой, с похмелья, в постели с мужиком, понятия не имея, как туда попала. Только на сей раз мужик оказался мертв.