Нарисованная смерть - Джорджо Фалетти Страница 78

Морин вновь уставилась в окошко, наблюдая, как вертолет выруливает вправо. Ее голос прозвучал в ушах Джордана ясно и горько, словно его собственная недобрая мысль:

– Кто-то поставил людей перед выбором «быть или не быть», еще кто-то – перед выбором «иметь или не иметь». А у меня выбора нет, я хочу только понять.

Перед мысленным взором Джордана вдруг всплыл «Плот Медузы» – громадное полотно, что он видел в доме Шандели Стюарт. Он бы не удивился, если б сейчас нашел там в толпе терпящих бедствие свое лицо и лицо Морин.

Быть может, потому, что не был в нее влюблен, Джордан чувствовал, что она близка ему, как никто и никогда в жизни. То, что случилось с ним два дня назад, позволило ему еще больше проникнуться историей этой странной итальянки, которой столько довелось пережить. Когда он смотрел на Лизу в резком контрасте расползающегося алого пятна на блузке и мертвенно белого лица, ему довелось кожей ощутить, что чувствовала Морин, глядя на простертое перед ней тело Коннора Слейва.

Лиза…

Вчера вечером, после визита в Грейси-Мэншн, он, несмотря на заверения доктора Леко, все же заехал в больницу Святого Винсента повидать Лизу. Его на минутку пропустили к ней в палату; войдя на цыпочках, он застал ее спящей. Бледная и прекрасная, с волосами, разметавшимися по подушке, она казалась не пациенткой на больничной койке, а художественным фотопортретом с выставки. График ее сердцебиения, ползущий зеленой линией по экрану монитора, наверняка был равномерней, чем у него.

Видимо, краем сознания почувствовав его присутствие, Лиза на миг открыла затуманенные снотворным глаза; по губам ее скользнула легкая улыбка и тут же уплыла в то неведомое, лишенное боли пространство, куда временно поместили ее лекарственные препараты. Джордан вышел бесшумно, как и вошел, оставив Лизу в глубоком сне, который к нему потом не шел всю ночь.

Пилот поднял правую руку, потом указал вниз, где расстилалось озеро Саратога.

Джордан включил кнопку связи с вертолетчиком.

– Нам нужен северный край озера.

Он снова увидел быструю игру светотени на поверхности воды, когда машина разворачивалась и снижалась. Спутниковая навигационная система позволила пилоту в точности определить место посадки, и, наконец, тень летательного аппарата, всю дорогу гнавшаяся за ним, не зная, что она всего лишь его копия, намертво приклеилась к оригиналу.

Во время посадки Джордан сверху обозревал два здания больничного комплекса в зеленой зоне, включавшей в себя яркий английский газон, аккуратный низкорослый кустарник и раскидистые деревья. Одно здание было поменьше, прямо возле вертолетной площадки. Второе, справа от него, оказалось внушительной постройкой, за которой начинался парк.

Пилот заглушил двигатели. Джордан и Морин вышли, инстинктивно пригнувшись под вихрем вращающегося винта, и по обсаженной дубами аллее двинулись к человеку, вышедшему из большого здания им навстречу. Джордан шел и любовался великолепным фасадом светлого камня, с большими окнами, пока они не поравнялись с встречавшим их человеком.

Он протянул ему руку и повысил голос, перекрывая замедляющееся шуршание огромных лопастей.

– Здравствуйте. Джордан Марсалис и Морин Мартини, сотрудник итальянской полиции.

Высокий, почти вровень с Джорданом, шатен дружески пожал им обоим руки и тоже представился:

– Колин Норвич, главный врач больницы, мы с вами говорили по телефону. Добро пожаловать.

– Спасибо. Мы вам очень признательны за прием и за предоставленную возможность повидать вашу пациентку.

Ведя их ко входу, откуда только что появился, главврач пожал плечами.

– Вы сказали, что дело очень важное. Не знаю, чего именно вы от нее ждете, но боюсь, она мало чем сможет вам помочь.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, Тельма вследствие пережитой травмы, говоря доступным вам языком, возвела вокруг себя некий психологический барьер, за который редко выходит. Мы немало потрудились, чтобы восстановить ее душевное равновесие. Теперь она почти все время молчит. А когда поступила к нам, день и ночь кричала.

– А вторая причина?

Доктор Норвич остановился и без улыбки поглядел сперва на Джордана, потом на Морин.

– Быть может, с виду этого и не скажешь, но у нас больница, я врач, а она моя пациентка. Я отвечаю за ее состояние. Если я увижу, что ваше присутствие каким-то образом нарушает ее душевный покой, мне придется тут же прервать ваш визит.

Тем временем они дошли до полукруглой площадки перед главным корпусом. Норвич указал на ухоженный парк за невысокой краснокирпичной оградой. Там по аллейкам гуляли женщины – в одиночестве или группками. Некоторых возили в инвалидных креслах белоснежные медсестры.

– Вот наши пациентки. Как видите, у нас женское учреждение.

Джордан одним жестом руки обвел все окружающее.

– Доктор Норвич, полагаю, такие условия могут позволить себе только очень состоятельные пациентки.

– Я вижу, вы привыкли говорить напрямик. Да, это действительно так.

– Но мисс Росс – медсестра, вдобавок одинокая. Кто же оплачивает ее лечение?

– Насколько мне известно, у нее на банковском счете что-то около полутора миллионов долларов. Процентов с капитала вполне хватает, чтобы покрыть все расходы.

– Вам не кажется странным, что обыкновенная сестра милосердия располагает столь значительной суммой?

– Мистер Марсалис, я психиатр, а не налоговый инспектор. Мое дело – странности в головах людей, а не в их карманах.

Полная белокурая сестра с очень приятным лицом, подойдя, избавила Джордана от возникшей неловкости.

Женщина встала сбоку от них и уставилась на Джордана, как на двойную порцию клубники со сливками. Морин заметила это и спрятала улыбку в уголках рта.

Норвич дал сестре необходимые указания касательно вновь прибывших:

– Каролина, проводи мистера Марсалиса и мисс Мартини к Тельме и проследи, чтобы все было нормально.

Норвич слегка повысил голос на последних словах, и сестра наконец оторвалась от блаженного созерцания Джордана.

– Хорошо, доктор.

– Ступайте с Каролиной. Извините, меня посетитель ждет в кабинете. Я потом зайду с вами попрощаться.

Психиатр повернулся и быстро зашагал к зданию. Морин и Джордан последовали за блондинкой, которая двигалась на удивление легко, притом что по конституции была довольно далека от сильфиды. Каролина вела их по аллейкам парка, словно списанного с полотна Моне. У всех пациенток, попадавшихся им навстречу, был покорный и отрешенный взгляд людей, живущих в своем замкнутом мирке. Джордан про себя продолжил мысль Морин, высказанную на борту вертолета. Самый нестабильный отдел мозга избавил их от выбора «быть или не быть», «иметь или не иметь», предоставив им взамен сомнительное благо безразличия.