Невидимое зло - Майкл Ридпат Страница 70

Кальдер свернул с шоссе и вскоре оказался в краю виноделия: склоны холмов покрывали бесконечные акры красновато-коричневых и желтых виноградников. Их охраняли низкие белые деревенские дома, чьи центральные фронтоны свидетельствовали о голландском происхождении. Он объехал город Стелленбош и направился по дороге, которая вела в долину. Ее поверхность покрывала буйная растительность. Дубовые рощи, виноградники и пастбища были разделены рекой, а по бокам теснились утесы, упиравшиеся вершинами в черные облака. Только что прошел дождь, с деревьев падали капли, а виноградники тускло блестели.

Наконец он оказался у двух белых воротных столбов, на одном из которых была надпись: «Хондехук». На другом висели обычные предупреждения о злых собаках и вооруженной охране. Он проехал по дороге, вдоль которой были высажены дубы с пожелтевшими кронами, и добрался до дома с горделивой датой «1815», красовавшейся на фронтоне. Перед домом был разбит сад: влажный, пышный и таинственный.

Кальдер позвонил в дверь. На пороге появился высокий седоволосый, опрятно одетый мужчина в рубашке от Ральфа Лорена и брюках из хлопчатобумажного твила. Кальдер представился другом семьи ван Зейлов, и мужчина с гостеприимной улыбкой согласился показать ему усадьбу. Он оказался немцем, которому Корнелиус продал «Хондехук» в 1989 году. Дом и сад содержались в образцовом порядке, и немец пояснил, что возродил промышленное виноделие.

Кальдер спросил его о Дорис и Финнисе. Немец знал их и оставил у себя, когда купил поместье. Финнис через несколько лет был вынужден уйти с работы: прогрессирующий СПИД отбирал последние силы, и он вскоре умер. А Дорис умерла три года назад от сердечного приступа. Новый владелец помнил письменный стол Марты. Корнелиус не стал его забирать, и его продали. Насколько он помнил, в ящиках ничего не было: если в них что-то и оставалось, то наверняка все выкинули. Никаких следов дневника.

Осматривая сад, Кальдер представил себе, как в нем трудилась Марта ван Зейл. Сад действительно оказался чудесным. Хотя Стелленбош располагался всего в нескольких милях, здесь, в объятиях тумана и живописной долины, было удивительно тихо и уединенно. Кругом царил идеальный порядок: Кальдер подумал, что при Марте вряд ли все было так ухожено. Он стоял у колокола, подвешенного на двух поперечных балках, когда вдруг услышал громкий крик птицы на дереве за собой.

Не удержавшись, хозяин выругался по-немецки.

— Что это было? — поинтересовался Кальдер.

— Сорокопут, — ответил немец. — Южноафриканцы их обожают, а я считаю настоящей напастью, особенно летом, когда они поднимают крик в пять часов утра. Их здесь пара. Я считал, что они улетели два года назад, но сейчас, похоже, снова вернулись.

Кальдер поблагодарил его и уехал. Его провожал громкий крик сорокопутов.

Кальдер понимал, что их с Джорджем Филдом предположение о том, что Корнелиуса финансировал «Лагербонд», было всего лишь догадкой. Невинных причин визита Хавенги и Виссера к Корнелиусу в тот день могло быть множество. Если причина была действительно невинной, то, по мнению Кальдера, прямой вопрос был лучшим способом проверить эту теорию.

Стелленбош оказался тихим городком, где внушительные современные здания университета мирно соседствовали со старыми постройками. Хавенга жил на обсаженной дубами Дорп-стрит с белыми домами в стиле Капской Голландии и выкрашенными в черное изгородями и оконными рамами — во многих из них размещались художественные салоны. Они создавали атмосферу мирной зажиточной старины и больше походили на Новую Англию, чем на Африку.

Женщина с отсутствующим передним зубом и всклокоченными черными волосами завернула машину Кальдера на стоянку у выглядевшего старинным универсального магазина «Ом Сами» — позже она потребует мелочь за то, что приглядывала за ней. Кальдер прошел несколько ярдов по улице, остановился у дома Хавенги и позвонил. Профессор открыл дверь сам. Теперь Кальдеру было понятно, что имела в виду Кэролайн, говоря о его ушах. Хавенга был маленького роста, с белыми волосами, бородой и хитрым обезьяньим лицом. Увидев Кальдера, он озадаченно поднял брови, но изобразил вежливую улыбку.

— Профессор Хавенга?

— Да?

— Меня зовут Алекс Кальдер. Я друг Тодда ван Зейла. Я знаю, что вы были знакомы с его родителями. Он через меня хотел бы задать вам пару вопросов.

— О чем?

— О своей матери.

— Понятно. Входите.

Кальдер едва не споткнулся о небольшой чемодан, стоявший в прихожей.

— Извините, — сказал профессор. — Я только что вернулся из Претории. Проходите сюда. — Он провел Кальдера в заставленную мебелью гостиную, которая казалась еще меньше из-за книжных шкафов, закрывавших все стены от пола до потолка. Появилась миловидная женщина лет сорока, которую Хавенга представил как компаньонку и отправил сварить кофе.

— Я действительно слышу шотландский акцент? — поинтересовался он.

— Действительно, — согласился Кальдер.

— Значит, вы проделали долгий путь. Чем могу помочь? — Глаза профессора были ясными, а улыбка — дружелюбной, но в том, как он держался, чувствовалась какая-то нервозность.

— Насколько я знаю, вы дружили с Мартой?

— Да, она была моим большим другом. Общаться с американкой было как глоток свежего воздуха. Сейчас стало получше, но в те дни университет был очень замкнутым и закрытым.

— А кто, по-вашему, убил ее?

Брови профессора взлетели вверх.

— Разве это были не повстанцы АНК где-то на севере? Возле границы с Мозамбиком?

— Так утверждала полиция.

— Понятно. А Тодд этому не верит?

— Нет.

Хавенга пожал плечами:

— Может, он и прав. В те дни власти покрывали ужасные вещи. Смерть Марты вполне могла быть одной из них. Теперь очень трудно докопаться до истины. Прошло уже сколько? Пятнадцать лет?

— Восемнадцать, — поправил Кальдер. — А что трудно, так это правда. Поэтому я и приехал.

Вошла женщина с кофейником и двумя кружками. Хавенга бросил на нее выразительный взгляд, и та удалилась. Он налил кофе и ругнулся, расплескав его. Он явно нервничал.

— Мне очень нравилась Марта, — сказал он, передавая Кальдеру кружку. — Но я не настолько хорошо ее знал: своими личными проблемами она бы со мной делиться не стала. Ходили слухи, что у нее трения с мужем, но в Стелленбоше таких слухов хватало всегда. Город ими даже печально знаменит.

— А не могли бы вы рассказать, зачем приезжали к Корнелиусу ван Зейлу незадолго до ее смерти?

Хавенга выпрямился в кресле.

— Приезжал к Корнелиусу? Я не очень понимаю.

— Ну да. Вместе с Андрисом Виссером из министерства финансов.

Хавенга смутился и промолчал.

— Вы знаете Андриса Виссера?

— Хм… Мне кажется, мы вместе работали в нескольких комитетах. Но это было давно.