Джек Ричер, или Без второго имени - Ли Чайлд Страница 7

– Вы сами согласились, что парень мог быть не просто обычным грабителем.

– Это было гипотетическое предположение, – сказал Ричер. – И я сделал его без особого энтузиазма. Как часть профессионального обсуждения. Они мне польстили. Сказали, что я знаю, как все работает. Я им потворствовал. Они придумывали всякую чепуху, чтобы прикрыть свои задницы. Я лишь вел себя вежливо.

– Вы сказали, что подобное возможно.

– Ну зачем мне такое говорить, если я в этом замешан?

– Двойной блеф.

– Я не так умен, – сказал Ричер.

– Они считают иначе. Они сказали, что вы служили в элитном подразделении военной полиции.

– Но разве тогда я не должен находиться на их стороне?

Адвокат промолчала, только принялась ерзать на стуле, и Джек догадался, что она встревожена. Отсутствие сочувствия. Недоверие. Возможно, даже отвращение. Желание поскорее уйти. Человеческая природа. Он знал, как это работает.

– Проверьте время на записи. Они услышали, что у меня нет постоянного адреса, колесики у них в головах закрутились, и вскоре они уже находились в одной комнате со мной и сами стали вести допрос. Потом они вышли, всего на минуту. Для того, чтобы обменяться идеями и обсудить, достаточно ли у них улик. Сможет ли у них получиться. Решили попытаться. Вернулись и арестовали меня.

– Я не могу выступить с этим в суде.

– А с чем можете?

– Ни с чем, – ответила Кларк. – Лучшее, что я могу для вас сделать, это предложить признать себя виновным и пойти на сделку.

– Вы шутите?

– Нисколько. Вам предъявят очень серьезные обвинения. Они представят суду вполне работающую гипотезу, а потом подтвердят ее показаниями обычных граждан штата Мэн, каждый из которых является приятелем или знакомым членов жюри. Вы же – чужак с непонятным образом жизни. Ну, к примеру, откуда вы?

– Ниоткуда.

– Где вы родились?

– В Западном Берлине.

– Вы немец?

– Нет, мой отец был морским пехотинцем. Он родился в Нью-Гемпшире. А в Западном Берлине он в то время служил.

– Вы всегда были военным?

– И мужчиной, и мальчиком.

– Это плохо. Люди будут благодарны вам за службу, но сочтут, что вы всё испортили из-за перенесенных душевных травм. Существует вполне реальный риск, что вас признают виновным, и тогда вам грозит значительный срок. Гораздо лучше признаться в меньшем правонарушении. В таком случае вы сэкономите время и расходы на проведение прений в суде. А это много значит. Разница может составить от пяти лет до двадцати. Как ваш адвокат, я обязана предупредить вас об этом.

– То есть вы предлагаете мне отсидеть пять лет за преступление, которого я не совершал?

– Присяжным хорошо известно, что все утверждают, будто они невиновны.

– И адвокатам?

– Клиенты постоянно лгут.

Ричер промолчал.

– Они хотят сегодня перевезти вас в Уоррен, – сказала адвокат.

– А что такое Уоррен?

– Тюрьма штата.

– Превосходно.

– Я подала прошение, чтобы вас задержали здесь на день или два. Так для меня было бы удобнее.

– И?..

– Мне отказали.

Джек снова промолчал.

– Завтра утром они привезут вас сюда для предъявления обвинения, – продолжала адвокат. – Суд находится в этом же здании.

– Значит, меня отвезут туда, а потом вернут обратно менее чем за двенадцать часов? Не слишком разумно. Мне следовало бы остаться здесь.

– Вы попали в систему. Так она работает. Все лишено смысла. Привыкайте. Завтра мы обсудим ваше заявление. Я предлагаю вам серьезно обдумать мое предложение.

– Как насчет освобождения под залог?

– Сколько вы можете заплатить?

– Примерно семьдесят долларов с мелочью.

– Суд посчитает это оскорблением, – сказала Кларк. – Лучше даже не пытаться.

Потом она соскользнула со стула, подняла набитый бумагами портфель и вышла из тюремного блока. Ричер услышал, как открывается и закрывается стальная дверь. В тюремном блоке вновь наступила тишина.

«Десять минут вашего времени… Каким может быть самый плохой исход?»

* * *

Прошел еще час, и молодой полицейский вернулся. Он сказал, что получил разрешение потратить те самые шесть долларов и пятьдесят центов на обед и что их выделяет штат. Потом он добавил, что Ричер может выбрать все, что есть в меню кафе, и перечислил варианты, которых оказалось немало. Джек немного подумал. Может быть, пирог с курицей. Или пасту. Или салат с яйцами. Он принялся вслух размышлять, что выбрать, и паренек порекомендовал пирог с курицей, сказав, что тот очень неплох. Ричер поверил ему на слово. И еще кофе, добавил он. Много кофе, в термосе, чтобы напиток оставался горячим. В фарфоровой чашке с блюдцем. Без сливок и сахара. Полицейский все записал на листке бумаги огрызком карандаша.

– Вам понравился общественный защитник?

– Конечно, – ответил Ричер. – Очень милая леди. И умная. Она полагает, что все это – недоразумение. Сказала, что парни из полиции штата иногда страдают от избытка энтузиазма. В отличие от ребят из округа, им не хватает здравого смысла.

Молодой полицейский кивнул.

– Да, иногда такое случается.

– Она сказала, что завтра меня, скорее всего, выпустят. И добавила, что мне следует сидеть спокойно и верить в систему.

– Да, обычно так лучше всего.

Парень кивнул, засунул листок бумаги в карман рубашки и вышел, закрыв за собой стальную дверь.

Ричер остался сидеть на кровати – и ждать. Он чувствовал, как в здании становится тише, дневная смена отправляется по домам, приходит ночная. Людей будет меньше. Бюджет. Сельский округ в малонаселенной части штата. Наконец вернулся молодой полицейский с обедом. Почти наверняка его сегодняшние обязанности на этом закончились. Он принес поднос с фарфоровой тарелкой, накрытой металлической крышкой, кофе в белом гофрированном пузатом термосе из пластика, блюдце с перевернутой чашкой, а также нож и вилку, завернутые в бумажную салфетку.

Пластиковый термос был ключевым элементом. Из-за него поднос оказался слишком высоким, чтобы пройти в горизонтальный просвет между прутьями. Молодой коп не мог положить термос набок на подносе, ведь тогда кофе вылился бы на пирог. И не мог просунуть его между вертикальными прутьями, потому что он был пузатым.

Охваченный сомнениями, паренек замер на месте.

Двадцать четыре года. Новичок. Парень, который знал, что Ричер не опаснее мирного старика, проводящего все время в постели, расслабленного и покорного. Никаких воплей или криков. Никаких жалоб. Ни малейших проявлений дурного характера.