Сад бабочек - Дот Хатчисон Страница 7

Пока рисунок был еще не готов, я жила в изоляции от остальных девушек. За исключением Лионетты. Она по-прежнему приходила каждый день, мы разговаривали, она натирала мне спину мазью и показывала мне свою татуировку – без тени стыда или отвращения. Этот узор стал ее частью, как дыхание или естественная грация. Точность прорисовки была поразительная, и мне стало интересно, насколько искажались детали, когда приходило время обновлять краски. Но спрашивать об этом меня как-то не тянуло. Хорошая татуировка может продержаться много лет, прежде чем придется ее освежать. Я старалась не думать о том, каково это, провести в саду столько лет.

Или о другом, худшем из возможных исходов.

Мне по-прежнему добавляли снотворное в еду. Лионетта приносила поднос в комнату, и мы ели вместе. Периодически я просыпалась не у себя в кровати, а на жесткой кушетке, и Садовник поглаживал готовые участки рисунка, проверяя, как заживает кожа. Он так и не позволил мне взглянуть на себя, а металлические стены, в отличие от стеклянных в моей комнате, не давали отражения.

Он напевал за работой. Сам по себе голос был приятный, но одновременно с механическим треском иголок контраст получался жуткий. В основном это были хиты прошлых лет: Элвис, Синатра, Мартин, Кросби, порой даже сестры Эндрюс. Странное было чувство, лежать там против своей воли и терпеть, пока он ставил на мне свое клеймо. Хотя альтернативы я тогда не видела. Лионетта говорила, что она опекала всех девушек до тех пор, пока их крылья не были готовы. У меня еще не было возможности исследовать Сад, поискать выход. Лионетта то ли знала, что выхода нет, то ли ее это не волновало – я еще не могла сказать с уверенностью. Поэтому я просто позволила ему закончить этот чертов рисунок. Я не спрашивала, что произойдет, если не подчиниться ему, как-то помешать… Только однажды заикнулась, но Лионетта вдруг побледнела, и я сменила тему.

Она никогда не водила меня по коридору, только в Сад – через пещеру за водопадом. И мне казалось, что это неспроста. Или она не хотела мне показывать что-то, или не желала, чтобы я увидела, а это не одно и то же. Неважно, я могла подождать. Может, это из страха. Или из прагматизма.

Примерно под конец третьей недели Садовник закончил с рисунком.

Все утро он усердно трудился, был крайне сосредоточен и почти не делал перерывов. В первый день прошелся вдоль позвоночника, нанес внешние контуры крыльев, прожилки и обозначил крупные узоры. Потом начал от кончиков крыльев, двигаясь к позвоночнику и чередуя участки, чтобы кожа успевала заживать. Он был очень скрупулезен.

Потом жужжание стихло. Он стер кровь и лишнюю краску, при этом руки у него дрожали, хотя прежде такого не было. Затем задышал часто и прерывисто, осторожно втирая мне в кожу холодную и склизкую мазь.

– Ты великолепна, – произнес он хрипло. – Просто безупречна. Бесценное пополнение для моего Сада. А теперь… теперь нужно дать тебе имя.

Он провел большими пальцами по позвоночнику, там кожа заживала быстрее всего. Затем пальцы скользнули к шее и коснулись затылка. К его рукам пристала жирная мазь, и волосы у меня слиплись, потяжелели. Потом он без предупреждения стянул меня с кушетки, так что ноги мои коснулись пола, а туловище осталось лежать. Я слышала, как он расстегивает ремень и ширинку, и крепко зажмурилась.

– Майя, – прохрипел он, обхватив меня за талию. – Теперь ты Майя. Моя.

* * *

Ее прерывает громкий стук в дверь. Она вздрагивает, но при этом не скрывает облегчения.

Виктор ругается про себя, подходит к двери и резко ее распахивает. Эддисон жестом просит его выйти.

– Что, черт возьми, стряслось? – шипит Виктор. – Она как раз начала говорить.

– В кабинете подозреваемого кое-что обнаружили, – Брэндон протягивает ему прозрачный пакет с кучей водительских прав и удостоверений. – Похоже, тут все, кого он держал.

– Во всяком случае, те, у кого были документы, – Хановериан берет пакет – черт, сколько же в нем карточек – и слегка встряхивает, чтобы прочесть некоторые из имен. – Ее документы тоже нашлись?

Эддисон протягивает ему второй пакет, совсем небольшой, с одной карточкой. Это нью-йоркское удостоверение, и Виктор узнает ее с первого взгляда. Она чуть моложе, черты лица мягче, хотя выражение то же.

– Инара Моррисси, – читает он вслух, но Эддисон качает головой.

– Специалисты все просканировали и теперь сопоставляют. Но эту проверили первой. Еще четыре года назад никакой Инары Моррисси не существовало. Номер страхового свидетельства принадлежит двухлетней девочке, умершей в семидесятых. Отдел в Нью-Йорке отправил человека к последнему указанному работодателю, это ресторан «Вечерняя звезда». По адресу в удостоверении находится заброшенное здание, но мы позвонили в ресторан и узнали адрес квартиры. Агент, с которым я говорил, даже присвистнул. Район, должно быть, не из лучших.

– Да, она говорила.

– Да уж, она заслуживает доверия.

Виктор не отвечает, поглощенный изучением карточки. Эддисон прав, это подделка – но какая, черт возьми… Он вынужден признать, что в обычных обстоятельствах купился бы на нее.

– Когда она перестала появляться на работе?

– Два года назад, по словам ее босса. Судя по налоговым выплатам, это так.

– Два года… – Виктор возвращает большой пакет, а маленький, с одной карточкой, складывает так, чтобы тот поместился в карман. – Пусть проверят остальные как можно скорее. Привлеки людей из другой группы, если получится. Опознание девушек в больнице имеет первостепенное значение. Потом раздобудь нам пару наушников, чтобы оперативно получать новости из Нью-Йорка.

– Будет сделано, – Эддисон бросает хмурый взгляд на дверь. – Она и в самом деле говорила?

– Разговорить ее было не так уж сложно, – Виктор усмехается. – Тебе надо жениться, Эддисон, а еще лучше воспитать пару дочерей. Она лучше многих, но моделей поведения никто не отменял. Нужно только слушать и подмечать важное. Слышать то, что не сказано словами.

– Вот поэтому я предпочитаю беседовать с подозреваемыми, а не с жертвами, – и, не дожидаясь ответа, Брэндон уходит обратно к аналитикам.

Раз уж пришлось выйти, можно воспользоваться паузой. Виктор быстро проходит по коридору в основной офис подразделения. Лавируя между столами, направляется в угол, используемый в качестве кухни и зоны отдыха. Берет кофейник с подставки и придирчиво нюхает. Кофе остыл, но еще не застоялся. Виктор наполняет две кружки, более-менее чистые, и ставит их в микроволновку. Пока они греются, он роется в холодильнике в поисках чего-нибудь съедобного.

Торт со дня рождения – не совсем то, что он ищет, но сгодится. Виктор кладет на бумажные тарелки два больших куска, набирает несколько пакетиков с сахаром и сухими сливками. Потом пальцами подхватывает обе кружки и направляется в комнату техперсонала.

Эддисон хмурится, но придерживает тарелки, чтобы Виктор смог установить наушник. Он не пытается скрыть его – девушка слишком умна для этого. Установив наушник в нужном положении, Хановериан берет тарелки и возвращается в комнату.