Хороший немец - Джозеф Кэнон Страница 7

— Господи ты боже мой, — сказала Лиз, — посмотрите на них.

Вокруг полно людей, медленно их огибавших. Чемоданы. Тюки одежды. У некоторых — ручные тележки и детские коляски. Двигались из последних сил, медленно переставляя ноги. Старики и семьи вообще без вещей. Перемещенные лица — новый эвфемизм. Никто не попрошайничал, не просил помощи, лишь устало тащились мимо. Куда? К родственникам в подвал? В новый лагерь, пройти дезинфекцию, получить тарелку супа и никакого адреса для пересылки почты? Ошеломленные тем, что в сердце города оказалась пустошь, хуже той, из которой ушли. И все же куда-то они шагали — великое переселение выживших, подобных тем, на старых гравюрах, что брели среди выжженного ландшафта Тридцатилетней войны.

Конец должен был быть не таким, подумал Джейк. А каким? Парады? Полный жизни Берлин, такой же, как всегда, но без нацистов? Как еще? Странно, он никогда не думал, что это закончится. Жизни вне войны не было, одна история вела к другой, а та — к следующей. И вот теперь последняя — что будет, когда закончится и она? Поедешь домой, сказал Хэл. Домой, где он не был десять лет. Поэтому вернулся в Берлин — еще одно перемещенное лицо в Тиргартене. С одной лишь разницей: он в джипе мчится мимо отставших переселенцев в компании бойкой девчонки, которая щелкает фотокамерой, и водителя, чья очередная сигарета стоит пайки хлеба. Бредущие пешком смотрели на них безучастно и шли дальше. До него вдруг дошло, что они видят в нем завоевателя, одного из распущенных тинэйджеров и охотников за сувенирами, а не берлинца, возвратившегося домой. Эта иллюзия теперь исчезла, как и прочие.

Но что-то должно ведь остаться. Годы его жизни. Люди переживали и не такое. Он велел Рону повернуть у монумента Победы и дал ориентир: зенитные батареи у зоопарка. Сам высматривал дальше, что исчезло. Церковь Кайзера Вильгельма, шпиль снесло. Кафе «Кранцлер» разрушено полностью. Гораздо больше людей. Курфюрстендамм пострадала, но узнаваема. Стекла во фронтонах магазинов и выносных витринах выбиты, часть зданий уцелела — выиграли в рулетку бомбежек. Налево по Фазаненштрассе.

— Так нам не по пути, — сказал Рон.

— Знаю. Мне надо кое-что проверить, — ответил Джейк раздраженно. Он волновался.

Направо мимо Людвигкирх. После стольких ночей затемнения он мог пройти по этому маршруту с завязанными глазами. Каштаны исчезли, так что улица выглядела неестественно светлой и оказалась расчищена вплоть до Оливаерплац.

— Остановитесь здесь, — вдруг сказал он. Они проскочили, потому что там ничего не было. Мгновение он просто смотрел, затем выбрался из джипа и медленно пошел к груде обломков. Ничего. От рухнувшей пятиэтажки со светло-коричневым фасадом остались одни плиты. Даже тяжелая дверь из чугуна и стекла отброшена прочь. Обезумев, он поискал взглядом кариатиды. Исчезли. Какой-то умывальник возвышался на холме из битой штукатурки.

— Ты здесь жил? — спросила Лиз. На пустынной улице ее голос прозвучал громко. Он услышал, как щелкнул затвор фотоаппарата.

— Нет, — сказал Джейк. — Не я.

Они приходили сюда только несколько раз, когда не было Эмиля. Полдень, густые ветки за окном покрывают тенью узоров задернутые шторы. Влажные от пота простыни. Он дразнится, потому что после всего она прикрывается, натягивая простыню на груди, а спутанные и влажные волосы разметались по подушке, такие же недозволительные, как теплый полдень, комната, где их быть не должно, они вместе.

— Раньше тебя это не заботило.

— То было раньше. Ничего не могу поделать, я стесняюсь. — Она смотрит ему в глаза, потом начинает смеяться — постельный смех, интимный, как прикосновение. Поворачивается на бок. — Как ты можешь шутить?

Он падает рядом с ней.

— Так это ж развлечение.

Она прикладывает руку к его щеке.

— Для тебя развлечение, — говорит она, но улыбается, ибо секс их был игрив — радость выйти сухими из воды.

Безгрешная юность.

Он пошел по узкой тропинке среди обломков. Может, кто-нибудь еще живет в подвале. Но тропинка никуда не привела. Только руины да отвратительная вонь в воздухе. Чье тело? Из обломков штукатурки торчала палка с клочком бумаги, как вешка на могиле. Он нагнулся и прочел. Фрау Дзурис, толстуха с первого этажа, судя по всему, жива и переехала. На какую-то улицу в Вильмерсдорфе — он такой улицы не знал. Фрау Дзурис в настоящий момент проживает — витиеватый официальный язык визитки. Он достал блокнот и записал адрес. Милая женщина, обожала пироги с маком. Ее сын работал на заводе «Сименс» и каждое воскресенье приходил обедать. Такое вот помнишь. Он вернулся к джипу.

— Никого нет дома? — спросил Рон.

Джейк застыл. Потом решил не реагировать, и покачал головой:

— Во всяком случае, не здесь. — Но где-то. — Как тут друг друга находят? При таких делах?

Рон пожал плечами:

— Сарафанное радио. Опросите соседей. — Джейк посмотрел на пустую улицу. — Или гляньте доски объявлений. Они на каждом углу. «Требуется информация о местонахождении…» — знаете, как клуб «Мисс Одинокие Сердца». — Он заметил, какое у Джейка лицо. — Ну, не знаю, — сказал он по-прежнему легкомысленно. — Как-то находят. Если живы.

Неловкая тишина. Лиз, которая все это время наблюдала за Джейком, повернулась к Рону:

— Тебя мама так воспитала, или сам таким стал?

— Извините, — сказал Рон Джейку. — Я не хотел…

— Ладно, забыли, — устало ответил Джейк.

— Вы все посмотрели? Уже темнеет.

— Да, все, — сказал Джейк, забираясь в джип.

— О'кей, в Далем, — сказал Рон.

Джейк кинул последний взгляд на руины. Почему он считал, будто что-нибудь здесь уцелеет? Кладбище.

— Там правда есть горячая вода? Я бы помылся.

— Так все говорят, — откликнулся Рон, повеселев. — После. Это все пыль.

Их расквартировали на огромной вилле на Гельферштрассе — пригородной улочке за штабом Люфтваффе на Кронпринцалле, где теперь размещалась Военная администрация. Здания Люфтваффе были построены в том же стиле, что и министерство Геринга, — серые, из гладкого камня, — но здесь над карнизами торчали готовые к взлету декоративные орлы, и весь комплекс ощетинился колышущимися над крышами американскими флагами и антеннами автомобилей, что выстроились вдоль подъездного пути. Разрушения были и здесь — выгоревшие участки земли, где когда-то стояли дома, — но ничего подобного тому, что они видели в Берлине. И сама Гельферштрассе была в довольно хорошем состоянии, почти мирная. Местами даже деревья уцелели.

Джейк нечасто бывал в Далеме, чьи тихие окраинные улицы напоминали ему Хэмпстед, но облегчение от вида уцелевших домов с традиционными черепичными крышами и бронзовыми дверными молоточками, сделало Далем узнаваемее, чем есть. Большинство оконных проемов зияло пустотой, но улицу очистили от стекла и привели в порядок. Запах, который преследовал их по всему городу, здесь наконец исчез. В ходе общей расчистки домов убрали и тела.