Убей меня нежно - Никки Френч Страница 66

Адам догадался. Или что-то заподозрил, потому что не отходил от меня ни на шаг, не выпускал из поля зрения. Со стороны могло показаться, что все было, как в начале нашего знакомства, когда для нас обоих разлука была физически невыносима. На самом же деле это больше напоминало добросовестного врача, который не может ни на минуту выпустить из поля зрения эмоционально неустойчивую пациентку из боязни, что она способна причинить себе вред.

Было бы преувеличением сказать, что Адам следовал за мной повсюду. Он не провожал меня на работу и не встречал каждый день. Он не звонил мне постоянно. Однако мне было достаточно, чтобы понимать — продолжение моего частного расследования становится рискованным. Он находился где-то рядом, и я была уверена, что временами он рядом, а я его не замечаю. Раз или два, идя по улице, я оглядывалась, так как чувствовала, что за мной наблюдают, или мне казалось, что кто-то мелькнул неподалеку, но я никогда не видела его. Однако он вполне мог там быть. Так или иначе, это не имело значения. У меня было такое чувство, что я знаю все, что нужно. Все уже в моей голове. Просто надо это обдумать. Разложить события по полочкам.

Грег собирался лететь на несколько месяцев в Штаты, и в субботу накануне его отлета друзья устроили для него прощальную вечеринку. Почти весь день шел дождь, и мы с Адамом не вылезали из постели почти до полудня. Потом Адам неожиданно поспешно оделся и сказал, что ему нужно уйти на пару часов. Он сделал мне чай, крепко поцеловал в губы и ушел. Я лежала в кровати и заставляла себя думать обо всем — спокойно, пункт за пунктом, словно Адам был проблемой, которую я должна была решить. Все факты были налицо, просто их нужно расставить в правильном порядке. Я лежала под одеялом, вслушивалась в шум дождя по крыше, в звуки машин, рассекавших лужи, и думала до тех пор, пока не заболело сердце.

Я вновь и вновь прокручивала в уме события на склоне Чунгават, бурю, высотную болезнь Грега и Клода Брессона, сверхъестественную удачу Адама, который вывел альпинистов вниз по хребту Близнецы, потерю маршрутного шнура и последовавший за этим ошибочный, катастрофический выбор направления пятью альпинистами: Франсуазой Коле, Питом Папуортом, Кэролайн Фрэнк, Алексисом Хартуняном и Томасом Бенном. Франсуазой Коле, которая незадолго до этого порвала с Адамом и у которой возник роман с Грегом...

Адель Бланшар порвала с Адамом. Как реагировал бы Адам, которого я знаю, на то, что его бросили? Он пожелал бы ей умереть — и вот она исчезла. Франсуаза Коле порвала с Адамом. Он пожелал бы ей умереть — и она погибла в горах. Это не означало, что он убил ее. Если хочешь, чтобы кто-то умер, и это случилось, означает ли это, что ты ответственен, даже если не ты стал причиной гибели? Я снова и снова возвращалась к этой мысли. Что, если он не очень старался ее спасти? Но ведь, как говорят все остальные, он сделал больше, чем мог сделать в тех обстоятельствах любой другой. Что, если он поставил ее группу последней в список, спасая жизни других людей? Делает ли это его хоть в какой-то степени ответственным за ее смерть и смерть других членов экспедиции? Но кто-то же должен был определить очередность. Например, Клауса нельзя винить в смертях — он был не в состоянии спасти даже самого себя, не говоря уже о том, чтобы принять решение, в каком порядке спасать остальных. Полная чушь. Как бы там ни было, Адам не мог знать о приближении бури.

И все-таки что-то было, и это напоминало крошечную занозу, которая так мала, что не можешь определить, то ли она на поверхности кожи, то ли где-то глубоко, однако это не дает покоя. Может, дело в какой-то технической детали, но эксперты не упоминали ничего подобного. Единственная подходящая техническая деталь заключалась в том, что закрепленный маршрутный трос Грега отвязался в самом опасном месте, но это событие в равной степени сказалось на всех группах. Лишь по случайности именно группа Франсуазы выбрала не тот маршрут спуска. Что-то не давало мне покоя. Почему я не могу прекратить думать об этом?

Я сдалась. Долго стояла под душем, надела на себя какие-то джинсы, одну из рубашек Адама и приготовила тост. Я не успела его съесть, так как на входе зазвонил звонок. Я никого не ждала и уж точно никого не хотела видеть, поэтому сначала даже не пошла открывать дверь. Но звонок зазвонил снова — на этот раз настойчивее, — и я сбежала по лестнице вниз.

За дверью под большим черным зонтом стояла женщина среднего возраста. Она была довольно полной, с короткими седеющими волосами, морщины лучились вокруг ее глаз и двумя глубокими складками спускались от носа к уголкам рта. Мне сразу же показалось, что она выглядит печальной. Никогда прежде я ее не видела.

— Да? — сказала я.

— Адам Таллис? — спросила она. Она говорила с сильным акцентом.

— Мне жаль, но сейчас его нет дома.

У нее на лице появилось озадаченное выражение.

— Нет дома, — повторила я медленно, наблюдая за ее лицом и резким движением плеч. — Могу я чем-нибудь вам помочь?

Она покачала головой, потом приложила руку к обтянутой плащом груди.

— Ингрид Бенн, — назвалась она. — Я жена Томаса Бенна. — Мне пришлось напрячься, чтобы понять ее, а от нее, казалось, произносимые слова требовали больших усилий. — Простите, мой английский нет... — Она сделала беспомощный жест. — Я хочу говорить с Адамом Таллисом.

Тогда я распахнула дверь.

— Входите, — пригласила я. — Входите, пожалуйста. — Я взяла у нее зонт и сложила его, стряхнув капли дождя. Она вошла внутрь, и я захлопнула за ней дверь.

Теперь я вспомнила, что несколько недель назад она писала Адаму и Грегу, спрашивая, нельзя ли ей приехать и поговорить о смерти мужа. Она сидела за кухонным столом в своем красивом удобном костюме, изящных ботинках, держала в руках чашку чая, но не пила. Женщина беспомощно смотрела на меня, словно я могла ей что-то ответить, хотя она, как и Томас, практически не говорила по-английски, а я совсем не знала немецкого языка.

— Мне очень жаль, — сказала я. — Вашего мужа. Мне в самом деле очень жаль.

Она кивнула и расплакалась. Слезы струились по ее щекам, но она не вытирала их, словно не замечая этого горестного водопада. Было что-то особо впечатляющее в ее молчаливом, несдерживаемом горе. Она не пыталась ему противостоять, а позволяла захлестывать себя. Я подала ей салфетку, и она держала ее в руке, словно не представляя, как ей пользоваться.

— Почему? — наконец проговорила она. — Почему? Томми говорит... — Она попыталась подобрать слово, но оставила это занятие.

— Мне жаль, — очень медленно сказала я. — Адама нет дома.

Казалось, что это не имело особого значения. Она достала сигарету, я пододвинула ей блюдце. И она курила, рыдала и говорила на ломаном английском и немецком. Я просто сидела и смотрела в ее большие печальные карие глаза, пожимала плечами, кивала. Потом она постепенно затихла, и мы несколько минут молчали. Встречалась ли она уже с Грегом? Возникшая в голове картинка, как они сидят вместе, не показалась особенно трогательной. Журнал «Гай», открытый на статье о трагедии, лежал на столе, Ингрид увидела его и подтянула к себе. Она увидела групповую фотографию экспедиции и коснулась лица своего погибшего мужа. Взглянула на меня, и у нее на лице появилась тень улыбки.