Убийство в Вене - Дэниел Сильва Страница 65

Пройдя паспортный контроль, Беккер и Навот направились в зал прилета. Там, среди толпы, возвышался специалист по наблюдению по имени Мордехай. Он был в мятом черном костюме и держал картонку с надписью «Баер». Его машина, большой черный «мерседес», стояла на краткосрочной стоянке. В двух шагах от нее находилась серебряная «ауди» с открывающейся вверх задней дверцей. Ключи были в кармане у Залмана.

Залман избегал их по пути в Вену. Он позвонил на мюнхенскую конспиративную квартиру и в нескольких тщательно подобранных словах дал знать Шамрону, что Навот и Беккер прибыли вовремя и направляются к цели.

К 4.45 Мордехай достиг центра города. В 4.50 он пересек границу Пятого округа и стал пробираться сквозь поток транспорта часа пик по Виднер-Хауптштрассе. Через несколько быстрых поворотов в узких боковых улочках он добрался до выезда на Штёббергассе. Залман подвел машину к тротуару и стал наблюдать, как «мерседес» проехал последние несколько метров и остановился у нарядных чугунных ворот Эриха Радека.

– Помигайте фарами, и охранник впустит вас.

Беккер дал команду, и Мордехай сделал, как было велено. В течение нескольких напряженных секунд ворота оставались неподвижны, потом раздалось резкое металлическое лязганье и со скрежетом включился мотор. Ворота медленно открылись, и у входной двери появился охранник Радека – яркий свет люстры создал ореол вокруг его головы и плеч. Мордехай, не желая показать излишнюю нервозность, дождался, пока ворота полностью не открылись, и лишь тогда въехал на маленькую закругленную подъездную дорогу.

Первым из машины вылез Навот, затем Беккер. Банкир пожал охраннику руку и представил своего спутника:

– Мой помощник из Цюриха, герр Оскар Ланге.

Охранник кивнул и жестом предложил им войти. Дверь за ними закрылась.

Мордехай взглянул на свои часы: 4.58. Он взял свой мобильник и набрал номер в Вене.

– Я опоздаю к обеду, – сказал он.

– Все в порядке?

– Да, – сказал он. – Все отлично.

Через несколько секунд на экране компьютера Шамрона вспыхнул сигнал, что Беккер и Навот вошли внутрь дома № 22 на Штёббергассе. Шамрон взглянул на свои часы.

– Сколько времени вы им дадите? – спросил Картер.

– Пять минут, – сказал Шамрон, – и ни секундой больше.

Черная «ауди» с высокой антенной на корпусе была припаркована на расстоянии двух-трех улиц от Штёббергассе, на краю маленькой зеленой площади. Залман припарковался позади нее. Он вылез из машины и как можно небрежней подошел к дверце «ауди» со стороны пассажирского сиденья. Водитель перегнулся и открыл ему дверцу. Звали его Одед – это был плотный мужчина с мягкими карими глазами и сплющенным носом борца. Пара больших умелых рук спокойно лежала на руле. Залман слышал, как он размеренно дышит, словно доктор выслушивает его легкие стетоскопом. Старается успокоиться. Залман был в более выгодном положении: ему удалось днем немного пошевелиться. Одед же сидел на конспиративной квартире в Вене и лишь раздумывал о том, какие могут быть последствия от провала. Не спуская рук с руля, он повернул запястье и посмотрел на светящийся циферблат своих часов. На сиденье рядом с ним лежал мобильник с открытой связью на Мюнхен. Оба молчали и ждали, когда раздастся голос Шамрона и прикажет им вступить в битву.

Шоссе Е-461 ведет на север из Вены. Всего в двадцати пяти милях от нее проходит граница Чешской республики. Там есть переход, обычно обслуживаемый двумя пограничниками, которые не очень стремятся покидать свой пост, чтобы хотя бы мимолетно осмотреть проезжающие машины. Транспорт из Австрии обычно принимают с распростертыми объятиями.

В нескольких милях, на территории Чешской республики, австрийская равнина наталкивается на горы Южной Моравии. В этих горах разместился древний город Микулов, пограничный городок, в котором царит приграничная атмосфера. Это соответствовало и настроению Габриеля. Он стоял у средневекового стального парапета, окружающего старый город, под холодным дождем, который, точно слезы, стекал по его непромокаемой куртке. Он смотрел по склону вниз, в направлении границы. В темноте виден был лишь свет фар машин, двигавшихся по шоссе, – белые огни в его направлении, красные огни, убегающие к границе Австрии.

Где-то там, как раз по другую сторону границы, на краю леса, близ деревни Пойсдорф стоит фургон «фольксваген» и за рулем его – Кьяра. Последнее звено в цепи. То звено, что отдаст Эриха Радека в руки Габриеля.

Он взглянул на свои часы: 5.01 дня. Они теперь уже в вилле Радека. Габриель представил себе, как открывают «дипломаты», разливают кофе и вино. А потом перед его взором возникла другая картина – череда женщин в сером, пробирающихся по заснеженной дороге, пропитанной кровью. И его мать, по щекам которой катятся ледяные слезы.

«Что ты расскажешь своему ребенку про войну, еврейка?»

«Правду, герр штурмбаннфюрер. Я расскажу моему ребенку правду».

«Никто не поверит тебе».

Она, конечно, не рассказала ему правды. Вместо этого она изложила правду на бумаге и заперла эту бумагу в архивах «Яд Вашема». Возможно, «Яд Вашем» – наилучшее для этого место. Возможно, есть такая жуткая правда, что лучше оставить ее в архиве ужасов, закрытом для не прошедших вакцинацию. Мама была не в состоянии рассказать ему, что была жертвой Радека, как и Габриель никогда не мог сказать ей, что он – палач, работающий на Шамрона. Хотя она всегда это знала. Она знала, как выглядит лицо смерти, и она видела смерть в глазах Габриеля.

Телефон в кармане его куртки тихо завибрировал у бедра. Он медленно поднес аппарат к уху и услышал голос Шамрона, сообщивший ему, что игра началась. Габриель опустил телефон в карман и постоял с минуту, глядя на фары, плывшие к нему по черной австрийской долине.

– Что ты скажешь ему, когда увидишь его? – спросила ранее Габриеля Кьяра.

«Правду, – подумал сейчас Габриель. – Я скажу ему правду».

И он зашагал вниз по узким, выложенным камнем улицам древнего города в темноту.