Элмет - Фиона Мозли Страница 6

Скамеек или качелей почти не было, зато детские игрушки попадались часто, тут и там разбросанные на газонах. Мне особо запомнилась маленькая пластмассовая кукла с блондинистыми кудряшками и задранным под самые уши розовым платьицем, валявшаяся вниз лицом на земле перед фасадом углового дома. В таком виде она пролежала там несколько лет, периодически омываемая дождями и вновь заметаемая пылью.

Стены некоторых домов были покрыты декоративной штукатуркой с вкраплениями мелких камешков. Нам с Кэти они нравились. Проходя меж домов к полям за городом, мы имели обыкновение попутно выковыривать камешки из раствора. Количество таких «оспин» на стенах росло, но жильцы, как правило, этого не замечали, благо мы действовали выборочно, никогда не удаляя помногу расположенных рядом камней, чтобы последствия не так бросались в глаза. Наш дом не был отделан подобным образом и выставлял напоказ унылые красно-коричневые кирпичи основной кладки. Наш палисадник имел не самый жалкий вид, хотя клумбой похвастаться не мог. Трава у нас была повыше и потемнее, чем на газонах соседей, но все же это была настоящая газонная трава, а не какие-то сорняки. Дорожка из бетона упиралась в бетонную же ступеньку перед входной дверью, некогда выкрашенной в ярко-синий цвет, а впоследствии покрытой не менее яркой зеленой краской, из-под которой по мере отслаивания вновь начала проступать синева.

На полу в прихожей был расстелен темно-красный ковер с поблекшим золотистым узором, который прямо-таки побуждал взгляд скользить из стороны в сторону от вытоптанной середины к лучше сохранившимся, припухлым краям ковра. Сам по себе узор напоминал вьющееся растение, корни которого остались где-то за порогом, а плети проникли внутрь дома и поползли вверх по лестнице. Еще совсем маленьким я воображал их сетью дорог и «странствовал» по ним, водя пальцем вдоль прихотливо извилистых линий.

После подъема на лестницу в дальнем конце прихожей ковер сменялся линолеумом, а тот в свою очередь — выщербленным древесно-волокнистым полом кухни. Мы готовили еду на газовой плите, и Папа обычно прикуривал сигарету от шипящего голубого пламени, после чего отправлялся дымить на задний двор. Боковая дверь из прихожей вела в гостиную комнату, которая тянулась по всей длине нашей части дома, а на втором этаже находились три спальни и ванная.

В этом доме я прожил четырнадцать лет.

Папа тогда порою был с нами, а порой надолго исчезал. Мы жили с Бабулей Морли. Она хорошо о нас заботилась, готовила нам еду и стирала нашу одежду. Ни один ужин не обходился без двух видов овощей, а при стирке она использовала ровно столько порошка, сколько требовалось для полной очистки одежды, но ничуть не более того, чтобы излишки не оседали на ткани, потом раздражая кожу. Днем, когда мы были в школе, она пылесосила ковры, вытирала пыль с полок и посещала торговую улицу, поочередно обходя мясную лавку Эванса, дешевый супермаркет, овощной магазин и салон-парикмахерскую «Маргаретс», где по четвергам после обеда собиралась компания ее приятельниц.

В выходные или после школы Бабуля Морли присматривала за нами из окон, когда мы играли на лужайке или в полях за домом. Временами мы отправлялись играть на пляж с его скальными гротами и приливными заводями. Она была доброй и любящей женщиной, наша бабушка, но при этом какой-то отрешенной. Иной раз она глядела как бы сквозь нас, а иногда, не обращая внимания на наши слова, словно бы прислушивалась к чему-то в соседней комнате или снаружи — к звукам, которых мы не слышали. В такие минуты она настороженно поднимала голову, затем слегка склоняла ее набок и опиралась рукой на подлокотник кресла или дивана.

Когда мы учились в начальных классах, Бабуля Морли провожала нас до школы, идя посередине и держа обоих за руки. Наша школа находилась ближе к центру города, по другую сторону парковой зоны, где чайки размерами с комнатную собаку рылись в урнах, выискивая объедки. Каждое утро мы проходили через этот парк, в своей школьной форме: красные спортивные свитеры поверх белых рубашек, серые фланелевые брюки у меня и юбка в складку у Кэти плюс черные кожаные туфли, которые мы начищали до блеска по вечерам в воскресенье.

Краснокирпичное викторианское здание школы было дополнено колокольней, примыкавшей к одному из его торцов. Колокол настолько оброс ржавчиной, что уже не мог звонить, но никому даже в голову не приходило его очистить. Вместо него использовались медные колокольчики типа пожарных, подвешенные рядом с дверями классов. Их звон оповещал нас о переменах, когда можно было порезвиться во дворе, или созывал на очередной урок. В некоторых коридорах стены были украшены яркими картинками, а другие обходились без них. И повсюду там пахло бульоном из кубиков и канцелярским клеем.

В младших классах я держался особняком. Описывал круги по игровой площадке, воображая, будто взбираюсь на гигантские горные хребты или бреду по бескрайней болотистой равнине. В летние месяцы я часто сидел под платаном на краю школьного поля. Ловил разных насекомых — только затем, чтобы даровать им свободу по окончании перемены или обеденного часа. Папа однажды предложил купить мне в день рождения набор для коллекционирования насекомых или специальные баночки, в которых я мог бы приносить их домой, однако я отказался. Мне просто нравилось немного подержать мелких тварей в руках и потом отпустить восвояси, к привычной им жизни. А позднее, за партой в классе, уткнувшись взглядом в расписание уроков, я представлял, как они там живут себе дальше.

Но если игры затевала Кэти, я принимал в них участие. Когда мне было около шести, а ей — восемь, она ввязалась в серьезную ссору с тремя мальчишками своего возраста. Их звали Адам Хардкасл, Каллум Грей и Грегори Смоутон. Как правило, подобные события важны лишь для их главных участников, хотя сомневаюсь, что даже в то время они размышляли об этом так же много, как я. А ведь я и потом, спустя годы, мог с утра до вечера мусолить эти воспоминания, закрывая глаза в попытке воссоздать всю сцену по частям, уточнить местоположение каждого из них в тот или иной момент и даже расслышать стук их сердец. Я подолгу всматривался в прошлое, стараясь разглядеть выражение лица того парня, когда он понял, что его дело дрянь, или припоминая в точности слова, какими сестра потом описывала некоторые упущенные мною подробности.

Интересно, а вспоминала ли об этом Кэти? Или ее тогдашние недруги? Или прочая мелюзга в дальних закоулках моей памяти — задумывались ли они, подобно мне, о своем скромном участии в той истории? Возможно, как раз оттуда берет начало многое из случившегося впоследствии, и если бы кто-нибудь тогда как следует осмыслил эти моменты, будущее приняло бы иной оборот — к лучшему, разумеется.

Для своего возраста Кэти была рослой, сильной и ловкой девочкой. Голубоглазая, как Папа, она носила короткую стрижку и убирала черные волосы за уши. Адам, Каллум и Грегори жили неподалеку от школы, в длинном ряду высоких домов с островерхими крышами и выступающими окнами. Каждую школьную четверть они начинали в новеньких, ярко раскрашенных кроссовках. И они все болели за «Манчестер юнайтед» (хотя мы жили в Йоркшире), в подтверждение демонстрируя разные вещи с символикой этого клуба. Футбольных наклеек и значков у них имелось великое множество, а их нарядные мамаши после занятий всегда вовремя встречали отпрысков у школьных ворот, чтобы на следующее утро доставить их туда же, снабдив сэндвичами, бисквитами с джемом и пакетиками сладкого яблочного сока, который становился еще более сладким в нагретом утренним солнцем классе.