Синдром Джека-потрошителя - Влада Ольховская Страница 6

– Договорились.

В какой-то момент Дмитрий боялся, что его брат не поймет всю серьезность ситуации, соскочит, отмахнется от этого дела так, как отмахнулись остальные. Но теперь все сложилось идеально, и расследование готовилось стать на нужные рельсы.

– Будем считать, что мы друг друга поняли, – отметил Леон. – Начнем с очевидного: нам нужно узнать, где этот недоделанный хирург-самоучка взял вторую почку…

* * *

– Вот здесь тело и нашли, на этом самом месте.

– Неужели прямо здесь? Это же так близко к пляжу!

– В том-то и дело: он всегда оставлял своих жертв близко к людям.

Маленькая девочка, стоявшая на берегу моря, не слушала, о чем там болтают мама и ее новый ухажер. Она, зачарованная, пораженная, смотрела на море. Перед ней стелилась бесконечная пелена воды, ребристая от ветра и сияющая от солнца. В воздухе пахло так странно, свежо, почти сладко, а во рту почему-то оставался легкий солоноватый вкус. Море набегало на берег волнами, шипело и пенилось, словно пыталось поддразнить маленькую гостью.

Она впервые в жизни видела море – а она была убеждена, несмотря на все шуточки мамы, что прожила уже очень долгую жизнь и всякого повидала. Ее многое удивляло: леса и высокая трава на лугах, поле кукурузы, в котором наверняка навсегда пропадают люди, потому что из него просто невозможно выбраться, и то, как речка просыпается после зимы. Но море легко превосходило все эти чудеса. Оно обладало какой-то особенной магией, наполнявшей душу девочки непередаваемым восторгом.

– Каштанчик! – строго окрикнула ее мама. – Не суйся к воде! Что за ребенок такой!

На самом деле ее звали, конечно же, не Каштанчик, но она уже привыкла к этому прозвищу, да и все, кто ее знал, тоже. Оно привязалось к ней так давно, что она уже и не помнила, кто первым его придумал.

Зато понять, почему именно Каштанчик, было несложно: у нее были удивительно красивые волосы. Сама девчушка, милая и очаровательная, была при этом самой обычной, и мама с грустью признавала, что она вряд ли вырастет неземной красавицей – а для мамы, судя по тоскливому тону, это было очень важно. Зато ее волосы мгновенно привлекали к себе внимание рыжевато-шоколадными переливами, напоминавшими глянцевые бока свежего каштана.

Каштанчик послушно сделала два шага назад, но взгляд от воды не оторвала, это было выше ее сил. Да мама, похоже, такого и не требовала. Убедившись, что дочь не вымочит новые босоножки и подол пышного платья, она вернулась к разговору.

– Так что же, он вот так, внаглую, убивал этих женщин совсем близко от людей?

– Представь себе! Я где-то читал, что это доставляло ему особое удовольствие.

– Боже мой, ну какое здесь может быть удовольствие?

– Как – какое? Ты этого не поймешь, потому что ты мыслишь как здоровый человек. А он – не здоровый, и я даже сомневаюсь, что человек. Такие чудовища, как он, получают удовольствие от чужих страданий.

– Говори потише, а то Каштанчик все услышит!

– Извини, забыл… Так вот, ему нравилось, когда его жертвы видели и слышали, как близко сейчас люди. Это внушало им ложную надежду на спасение, которую ему нравилось отнимать.

– Какой кошмар! И скольких же он так погубил?

– Двух в прошлом году, еще трех – за год до этого. Но в этом году ни одной жертвы еще не было. Я надеюсь, что он не приехал, а может, приехал не сюда, потому что многие считают, что это был турист, он ведь нападал только летом.

– А я надеюсь, что он умер! Такие люди вообще не должны жить!

Они оба и правда стали говорить потише, и у мамы это получалось чуть хуже, чем у ее собеседника, но оба старались зря. Каштанчик все прекрасно слышала, она просто не обращала внимания на их болтовню. Зачем, если у нее было море, такое огромное и прекрасное?

Да и собеседник матери ей не слишком нравился. Каштанчик давно усвоила, что ее мама очень любит мужчин. Вот Каштанчику, например, нравилось собирать камни необычной формы и хранить их в уголке своей комнаты. Мама же собирала мужчин, правда, она их не хранила, и чтобы пришел один, должен был уйти другой.

Когда в доме не было мужчины, мама становилась злой и раздражительной, часто плакала, приглашала в гости подруг и закрывалась с ними на кухне, а потом все они были несчастными и пьяными. Но такие периоды не длились долго, мама кого-то находила… На некоторое время. Не навсегда. Кто-то оставался с ними надолго, кто-то исчезал почти сразу, и Каштанчик не видела смысла запоминать их имена, длинные и сложные, непременно с отчеством – маме так нравилось, и ее мужчины чувствовали себя важными.

Каштанчик придумывала каждому прозвище, чтобы ей легче было и запомнить и забыть. Этот вот, например, был Тощим. Он ей не слишком нравился, зато маме – очень, она буквально сияла рядом с ним, как новогодняя гирлянда. А Каштанчик просто терпела. Это было несложно, она уже усвоила, что те мужчины, которых мама находила во время поездок, остаются рядом ровно столько, сколько длится путешествие, и потом никогда не возвращаются.

Поэтому ей нужно было просто перетерпеть Тощего. Он вился вокруг мамы постоянно: познакомился с ней в день приезда и уже не отходил. Он был с ними на пляже, провожал до комнатки, которую они снимали, угощал, а теперь вот рассказывал какую-то муть, которую мама слушала с широко распахнутыми глазами и, похоже, очень сильно на что-то злилась. С ее стороны то и дело доносилось:

– Да как он мог! Мерзавец! Чудовище!

А Тощий, видя, что он сумел ее впечатлить, продолжал строить из себя умника и что-то там бормотать.

Каштанчику было все равно. Она чувствовала себя самым счастливым существом на свете, потому что у нее теперь было море, и море шептало ей, что все будет хорошо.