Гортензия - Жак Экспер Страница 6

В ресторане я всегда первой доставала кредитную карту. А он посмеивался: ладно, будь по-твоему, в следующий раз я тебя приглашу. Да только мне было наплевать, главное – я снова видела его счастливым.

Умный, очаровательный, лукавый – я постоянно представляла его в окружении друзей и девиц, которые только и думали, как бы его у меня отобрать. Им, вероятно, казалось, что это легче легкого, и они не могли понять, что он делал рядом с такой, как я. И, кстати, я была с ними солидарна: этого красавца я не заслуживала.

Стыдно признаться, но придется: эта жизнь меня вполне устраивала. Единственное, чего я боялась, – что не сегодня завтра он уйдет так же внезапно, как появился. Верить, что он навсегда останется со мной, было все равно что верить в чудо.

Я мало что знала о его жизни. Да и вовсе ничего не знала, как я впоследствии убедилась. Не была знакома с его родителями («они живут в богом забытом уголке, в Лотарингии»), братьями или сестрами («я старший из троих детей в семье, но мы редко видимся»). Все это оказалось ложью.

О друзьях мне было известно одно – их имена.

Ни разу у меня не возникло подозрения, что Сильвен говорил со мной о придуманной жизни. А может, я просто не хотела ничего знать? Для меня имел значение только он. Семья и все прочие, какое мне было до них дело? Я безумно боялась его потерять, этим все сказано.

Свою беременность пять месяцев я хранила в тайне. Пять месяцев – это был рубеж. Дольше мне не удалось бы скрывать правду, он обязательно бы заметил. Мне хотелось, чтобы Сильвен узнал о ней из моих уст, а не потому, что заметил, и в то же время момент признания вызывал у меня панический страх.

Неделями ломала я голову, как преподнести ему эту новость и, главное, как он потом себя поведет? Может, обрадуется все-таки, несмотря ни на что? А может, даже испытает восторг, подобно мне? Больше всего на свете я боялась услышать, что он не хочет этого ребенка, боялась упреков, что я заманила его в ловушку.

Итак, я стояла на пороге безмерного счастья в ожидании ребенка, который должен был появиться, и в то же время умирала от страха.

Однажды, когда настроение у него было игривое, как мне показалось, я наконец решилась. И реакция Сильвена была настолько ужасной, что и сегодня, когда я вызываю в памяти эту сцену, мне приходится делать над собой усилие. Кошмарную сцену, окончательно выбившую у меня опору из-под ног.

В первое мгновение он сжал меня в объятиях, стиснул сильно, молча. Я решила, что он взволнован от моего неожиданного признания, от радости, как знать? Растроганная, я залилась слезами.

Тогда Сильвен рассмеялся:

– Детишек, по правде сказать, я терпеть не могу, надо было тебе браться за дело по-другому!

Смех его, вместо того чтобы встревожить, почему-то меня ободрил. Я все еще продолжала верить в свою сказку и засмеялась вместе с ним, перед тем как взять в рот его член. Молния брюк больно царапала мне лицо, пока он держал меня за волосы, грубо, жестко, цедя сквозь зубы мерзкие словечки…

В тот момент для меня было важно одно: он меня не бросил. Но мое облегчение долго не продлилось. Почти сразу Сильвен пришел в настоящее бешенство по пустячному поводу – ничего, дескать, стоящего не было на ужин. Пока он осыпал меня бранью, я словно оледенела и лишилась дара речи. У меня до сих пор звучат в ушах оскорбления, которые он бросал мне в лицо: тварь, лгунья, идиотка, грязная шлюха, которая обвела его вокруг пальца, сделав ему ребенка, уродина, которую он никогда не любил, годная лишь как подстилка – да ему нужны были только жилье да бабки! И тем не менее я бы переварила все эти грязные слова, я уверена. Если что и причинило мне настоящую боль, так это фраза: «Ты даже не понимаешь, что ты – последняя из баб, от кого мне хотелось бы иметь ребенка, знай – больше ты меня никогда не увидишь!»

И я поняла, что на сей раз он сказал правду. В этот самый момент.

Я смотрела, как он уходил, не в силах выговорить ни слова. И сейчас я еще слышу оглушительный стук хлопнувшей двери.

Через несколько дней, когда я вернулась с работы, оказалось, что большой коричневый чемодан, лежавший сложенным на верху шкафа, исчез. Его вещи и он сам испарились вместе с чемоданом. Ключи от квартиры валялись на полу в прихожей, к тому же он забрал остаток наличных денег, которые я держала в своей комнате, в шифоньере, под стопкой простыней.

Тогда я окончательно осознала, что все было кончено. Он бросил меня, и рожать мне предстояло в одиночестве.

За несколько секунд огромная, не ставившая никаких условий любовь к нему обернулась глубочайшей ненавистью.

С тех пор я уже никогда его не ждала.

Я вычеркнула Сильвена из своей жизни.