Бойня - Владимир Ераносян Страница 6

Дугин перебирал свои паспорта: США, Ирландия, Франция. В деньгах он не испытывал недостатка. Однако уезжать он не собирался. Но для того, чтобы остаться, нужно было многое сделать… И он был готов к действию. Теперь он богач – Пасечник не поскупился. Дугин был не стар, хотя молодость упорхнула из храма его души мимолетным миражом. Дородный, бритый под ноль – он начал так бриться с того самого дня, как обнаружил первую залысину, с чеченским шрамом на лбу, с рассеченной бровью и глубокой бороздой на щеке, оставленной одним китайцем-кунгфуистом в Сингапуре.

Он стоял у зеркала в одном из бутиков на Новом Арбате. В цивильном приталенном костюме «Пол Смит» он показался себе вполне импозантным. Полковничий китель с планками шел ему не меньше, но его, похоже, он забросил надолго, а скорее всего – навсегда.

– Вам нравится? – спросила продавец-консультант.

– Нет, – честно ответил Дугин, добавив: – Заверните…

– Будете платить наличными или картой?

– Медом… – пошутил Дугин и протянул карту.

Ему стукнуло сорок пять. Рост средний, но за счет взбитого тела он выглядел намного выше. Бросались в глаза его массивные руки с килограммовыми кулаками. Отелло в известном миру хрестоматийном моменте аффекта, возможно, позавидовал бы этим гигантским ширококостным ладоням с огромными пальцами.

В спецназе его прозвищем было производное от фамилии – Дуга… Красивый оперативный псевдоним. В военной разведке попроще с этим, чем в СВР, никто ничего не навязывает, ведь они делали черную работу, за которую ему не стыдно. Наоборот, не будь этих политиканов – они бы доделали ее до конца. Почему не дали взять Тбилиси? Почему не дали распять этого Микки-Мауса? Взяли бы на себя все, оставили бы все на своей совести. Идет война. А значит – надо убивать врагов. А они везде, повсюду, крысы даже среди своих. Их может обнаружить только существо с особым нюхом. Подобное тянется к подобному. Их обезвредит его собственная «крыса». Всех предателей, кого выявит Дуга…

И пусть кто-то скажет, что Дуге и его ребятам куковать в преисподней. Там, у дьявола, у спецназа должны быть привилегии. Иначе адский трон зашатается и черту несдобровать! Заповедь «Не убий» трактовалась Дугиным так: убивать нельзя из корысти, преднамеренно, а убийство врагов, даже превентивное, есть защита, самооборона. А смерть – она не страшна. Все умирают, но не все живут по-настоящему, не все испробовали в жизни вкус братства, чести и долга. Далеко не все могут понять, что есть «срыв башки», который наступает даже не вследствие контузии, а только от вида истерзанных тел солдат с отрубленными головами. От вида подвешенных человеческих тушек с отрезанными гениталиями, бесконечных слез матерей, в которых плюют, которых бьют, которых унижают, но которые верят и ищут пропавших сыновей.

Однажды Дугину предложили отдохнуть в реабилитационном центре в сосновом бору. Они сказали – подлечиться… Генерал Кораблев тогда отмазал от этих трупов, что взял на себя Дугин в казацкой станице. Изнасилованная девушка тогда искала защиты и нашла ее у казаков. А казаки с чеченцами не справились. Те были вооружены лучше, да и милиция помешала. Ночная зачистка не была санкционирована. Но Дугин умел моделировать ситуации. Он отомстил, и его никто не сдал. И он до сих пор считал, что правильно все сделал. Ему начальники не нужны. У него была своя вышколенная и проверенная маленькая армия. И он был в ней верховным главнокомандующим…

У него были надежные люди. И на службе вся армия, прозябающая в безденежье вне зависимости от цен на нефть и газ, думала так же, и особенно среди отставников, которые возненавидели слово «модернизация» мгновенно, считая этот термин синонимом «перестройки». А перестройка не сулила ничего, кроме хаоса. Хотя он ждал именно его.

Хаос… Анархия… Это волнующее состояние, когда власть не институциональна, а зиждется на авторитете личности, на Батьке. Сильной и справедливой фигуре. Когда закон и слово – суть одно и когда суд не продажен, ибо самосуд вершится на улице, а не с кафедры. Дугин предчувствовал, что его война началась. И что бы там ни говорили про неприступные редуты властной вертикали, он и его парни возьмут их приступом. «Еще поглядим, что крепче, – размышлял полковник, – ваша вертикаль или моя горизонталь, наше братство, круговая армейская порука, войсковое товарищество. Путч?! Сильное слово! Лучше, чем революция. Ведь неудавшаяся революция есть мятеж. А вот путч – всегда переворот. А переворот – это вам не перестройка! Так как перевернув, он сохраняет целостность. А чтобы перестроить – сперва надо разрушить. Мы вам этого не позволим! Нам не реверансы нужны в сторону СССР, нам надо вернуть СССР!»

– То они говорят, что у тех, кто не жалеет о разрушении СССР, нет сердца, то считают политическую провокацию допустимой. Так и в царской охранке считали. Только потом старый зубр охранки полковник Зубатов, создавший и взлелеявший всех этих террористов-народников и революционеров, понял, какого монстра он породил, и застрелился. Сегодняшние его преемники не застрелятся – мы сами их поставим к стенке! – поделился Дуга с давними своими соратниками.

…Его главным секретным оружием был Макс. Молодой, энергичный, неуязвимый. Невероятная история, в которую верил сначала только придурковатый профессор Функель, не нашедший поддержки ни в одном из НИИ Министерства обороны, стала реальностью. Дармоеды с докторскими корочками тогда не пожелали даже выслушать бедолагу. А Дугин, встретивший профессора на опознании «груза 200» в Ростове, понял, что познакомился с родственной душой. Ведь они хотели одного и того же – чтобы солдат мог убивать и оставаться при этом практически неуязвимым, особенно с точки зрения психики. Гнев – плохой попутчик для разведчика. Сила солдата не в проявлении ярости, а в нерушимом спокойствии.

Дуга открыл финансирование проекта. Благодаря генералу Кораблеву. Единомышленнику, старшему товарищу, который выбил деньги. Скудные, правда, средства, но их хватило на начало смелого эксперимента. Над сыном генерала, в воскрешение которого сам Кораблев не верил априори. Но не беда. Важнее была уверенность светила психотерапии и нейрохирургии. Функель согласился на кабальные условия Дугина, засекреченность исследования, на кредит, измеряемый не процентами, а годами жизни.