Телефонист - Роман Канушкин Страница 6

– Входим, – кивнул он.

Ну вот, сейчас он всё и узнает. Или опять сыграет в чужую игру. Но время «думать медленно» теперь закончилось.

Дверь распахнута. Длинный полутёмный коридор, справа совмещённый санузел, этот сектор уже взят под прицел. Слева на стене висит очень старый велосипед без переднего колеса. Коридор поворачивает, короткий аппендикс заканчивается крохотной кухней. Прямо комнаты, их две, смежные. Этот дерьмовый запах болезни усиливается. Сухов входит в первую комнату, на свет. Он знает, что со спины прикрыт, но здесь может ждать сюрприз. В аппендиксе коридора мелькает какая-то тень. Кто-то весьма крупный и грузный даже и не подозревает о них, намереваясь войти в спальню.

– Лежать! Полиция! – это Кирюха. Грузный человек уже сбит с ног. Но… он словно и сам не растерян даже, а находится в прострации. Задыхаясь, что-то пробует прокричать…

Кто ты, источающий подобные миазмы? Превративший свой дом в берлогу отвратительной болезни? Кто?! Всего лишь часть чужой игры? Или…

А потом Сухов это увидел.

Она лежала на кровати абсолютно голая, с разведёнными ногами, непристойно выставив наружу все свои прелести. Длинные волосы раскинуты по подушке, глаза раскрыты и уставились на вошедших. В том месте, где голова при помощи шеи соединяется с телом, забрызганный, тёмно-красный, почти чёрный след. Такие же капли на подбородке и немного на груди. Потому что у неё отсечена голова.

– Это не я! Пусти… Вы что ах…ели, мужики?! Это не я-я! – вот что, задыхаясь, кричит грузный, воняющий болезнью человек. Сухов смотрит на его огромный, уродливо свисающий из-под майки на спортивные штаны живот. Сверху надета зимняя куртка.

– Мать твою, – говорит Кирилл, глядя на кровать.

Сухов переводит взгляд с уродливого живота на лицо грузного человека, которое из пунцового начинает синеть.

«Ему нужен врач, а то сдохнет с перепоя, – думает Сухов. Он всё уже понял. – Операция по задержанию бухающего пенсионера успешно завершена».

И дерьмовый запах болезни – всего лишь запах многолетнего перегара. Этот задыхающийся на полу уже наполовину мёртв. Но кто-то ещё жив, кому-то ещё не отсекли вот так голову…

– Лёха, это… товарищ пол… – начал Кирилл.

Сухов отмахнулся.

– Это кукла, – треснутым голосом отозвался он.

– Что?..

– Резиновая женщина. Из секс-шопа.

– Ты…

– Угу. Похоже на труп. Да?

Кирилл переводит брезгливый взгляд на сбитого им с ног человека:

– Уро-од! Какой же ты урод.

– Не моё, – верещит тот. – Пусти…

– Не его, – подтверждает Сухов. – Дорогая штука. Того, кто это сделал, здесь уже нет.

Сухов подходит к кровати, проводит пальцем по забрызганному «кровавому» следу:

– Краска, – говорит он. – Мы все ошиблись.

«Я ошибся, – приходит усталая мысль. – И пляшу по нотам, которые для меня расписали. А ведь Ванга предупреждала. Несколько жертв Телефониста не вписывались в общую картину. Предупреждала. Да я не послушал и закрыл дело».

На стене у изголовья приклеена записка. Скотчем. Обычно остаются прекрасные «пальчики», но Сухов почему-то знает, что и там ничего не будет. Он смотрит на записку, в горле легко запершило. Записка создана тем же издевательским способом, что и прежние. Что и те, которые приходили ему на электронную почту: словно вырезанные из газет буквы разных шрифтов и разного размера. Только всё это отпечатано на лазерном принтере. Имитация, игра в старомодные анонимки. Как и всё здесь. Важно лишь содержание записки. Вот для чего его пригласили! Вкупе с резиновой бабой из секс-шопа, у которой отрезана башка.

Разновеликие и разношрифтовые буквы: «Здесь чего-то не хватает. Возможно, двух свечей? ☺»

– Смайлик, – устало говорит Сухов. – Дерьмо!

– Лёха, у неё в руке…

– Вижу, – говорит Сухов. Он давно всё увидел и давно всё понял.

– Что это? – голос Кирилла; тот немного сбит с толку: в ладони у куклы чёрный пластмассовый прямоугольник с круглым отверстием посередине.

– Это для сигар, – Сухов два раза шмыгнул носом, хотя никакого насморка у него не было.

– В смысле?

– Ножичек, – глухо говорит Сухов. – Там внутри спрятано лезвие. Вставляешь сигару и отрезаешь. Нож. Точнее, гильотина.

Кирилл захлопал глазами, перевёл взгляд с гильотинки для сигар на голову резиновой женщины, отделённую от тела. Сухов позволил себе очень короткую и очень тёплую улыбку – он знал Кирюху как свои пять пальцев, и все его гримасы, и знал, что в случае чего, тот прикроет не только его спину и не только его зад. Потом улыбка поблекла.

– Но ведь… – Кирилл теперь смотрел на Сухова.

– Именно, – кивнул тот. – Гильотина. Такими раньше отрубали головы.

– Это ведь…

– Послание, – подтвердил Сухов. Ему вдруг захотелось побыстрее покинуть эту квартиру, иначе запах болезни застрянет в нём, но теперь здесь дел немало и… подлинная болезнь отсюда ушла, умело скрывая свой смрад. – Ты б отпустил его, он посинел уже. Нам ещё жмура-алкаша при задержании не хватало.

Кирилл ослабляет хватку, грузный человек пытается браниться.

– Думаю, он ничего не знает, – говорит Сухов. – Но всё-таки выпотрошите его по максимуму.

– Послание, – морщится Кирилл. – Опять эти грёбаные шарады. – И вдруг добавляет: – Ванга оказалась права?

– Похоже, – соглашается Сухов. Чего уж теперь.

– А причём тут свечи? Две… Есть какие-либо предположения?

– Пока нет, – говорит Сухов. – Это всё имитация.

– Того, что может произойти?

Сухов посмотрел на лежащую перед ним резиновую женщину, на пришпиленную к стене записку, потом на Кирилла, и тот увидел, какими тёмными стали его глаза.

– Или уже происходит, – сказал Сухов.