Неупокоенные - Джон Коннолли Страница 59

Извинившись, она перед аудиенцией с Келлогом отпросилась в туалет, так что мы с Джо Лонгом остались на время одни. Вудбери держался на дистанции, привычно разглядывая пол и стены.

— Давненько мы не виделись, — подал голос Джо. — Года два, три?

— Ты чуть ли не сожалеешь об этом.

— Ну да, почти. — Джо оправил галстук, педантично стряхнув несколько соринок, посмевших к нему пристать. — Ты там насчет того проповедника, Фолкнера, ничего не слышал? Говорят, он просто сгинул без следа.

— Да, такая ходит молва.

Лонг, закончив возиться с галстуком, взглянул на меня поверх очков и задумчиво провел рукой по усам.

— Странно все-таки, что он так нигде и не всплыл, — продолжил он. — Такие люди так просто не пропадают, особенно когда у всех к ним подобное внимание. Иной раз даже закрадывается мысль, а в том ли направлении его ищут. Скажем так, вверху, вместо того чтоб внизу. Над землей, а не под ней.

— Теперь уж, наверное, и не узнать, — рассудил я.

— Скорей всего, нет. Может, оно и к лучшему. Тосковать о проповеднике никто не тоскует, но закон есть закон. За такие дела место ему за решеткой, и место это показалось бы ему ох несладким.

Если Лонг рассчитывал, что я невзначай ему что-нибудь выдам, то он заблуждался.

— Не спорю, — согласился я. — Кстати, слышал, Энди Келлогу здесь тоже живется не ахти. Какие-то, говорят, проблемы с привыканием.

— Энди Келлог весь как есть сплошная проблема. Некоторые из них он прямо-таки сам создает для себя. Не хочешь, а приходится его среди ночи глушить газом и пристегивать голого к стулу. Хотя не мешало бы это место освободить под кого-нибудь еще. А то мы все тратим деньги налогоплательщиков, возим плохих парней самолетом в Египет с Эмиратами, чтобы помягчали. А их бы лучше автобусом — тем же «Трейлуэйз» — и прямиком сюда. — Впервые глаза у него эмоционально блеснули. — А «стульчак», так он же для сдерживания, а не для пытки, — добавил он тихо, будто не веря этому утверждению настолько, чтобы произнести его в полный голос.

— Все равно это пытка, — оговорился я, — раз человек от нее с ума сходит.

Лонг в ответ открыл было рот, но тут появилась Эйми Прайс.

— Ну что, — сказала она, — можно идти.

Дверь, что напротив, открыл Вудбери, и мы вошли в помещение, разделенное надвое толстым щитом плексигласа. Ряд кабинок, каждая со своей переговорной системой, создавала для визитеров атмосферу относительной приватности, хотя нынешним утром нужды в этом не было. По ту сторону стекла стоял всего один заключенный, а за ним с каменными лицами маячили двое охранников. На заключенном был оранжевый комбинезон, а на шее болталось подобие ярма с цепями, которые сковывали разом и руки, и ноги. Ростом этот человек был пониже меня; в отличие от большинства заключенных, тюремные харчи и недостаток движения на его комплекции не сказывались. Комбез был ему даже великоват, рукава сползали на костяшки пальцев. Кожа бледная, ломкие темные волосы липли ко лбу косой щербатой челкой. Над глубоко посаженными глазами нависали узкие, но какие-то разбухшие брови. Рот маленький, гузкой, с тонкими губами. Нижняя челюсть подрагивала, как будто человек готов был вот-вот расплакаться. Впрочем, при виде Эйми он от уха до уха осклабился, обнажив нехватку переднего зуба среди остальных, с серым налетом зубного камня.

Когда мы сели, уселся и он, Келлог.

— Как дела, мисс Прайс? — спросил он, подавшись к микрофону.

— Хорошо, Энди. А у тебя?

На эту короткую фразу он размашисто закивал, как будто с ним по-прежнему разговаривали, а он выслушивал. Вблизи под левым глазом у него различался синяк, расплывшийся по скуле. По правому уху бороздой проходил шрам, запекшаяся кровь на входе в канал мешалась с ушной серой.

— Да у меня все нормалёк, — ответил он в конце концов.

— Ни с кем не пререкаешься?

— Я это… Ну, таблетки принимаю, как вы велели, и охранникам говорю, если мне нехорошо.

— А они слушают?

Энди, переглотнув, попытался как бы оглянуться на стоящих сзади. Поймав это движение, Эйми обратилась к охранникам:

— Вы не могли бы чуть отойти?

Те посмотрели на Лонга за разрешением и, получив его, потеснились из нашего поля зрения.

— Есть такие, которые хорошие, — продолжал рассказывать Келлог. — Вот сэр полковник, — Энди уважительно кивнул на Лонга, — он всегда меня выслушивает, когда мы с ним видимся. А другие, те постоянно на меня крысятся, нозят. Я сам к ним не лезу, все бочком-сторонкой, а они спецом меня из себя выводят. Специально раздраконивают, и вот тогда у меня проблемы. Нарываюсь.

Он уже в третий или четвертый раз посмотрел на меня — вскользь, не задерживаясь взглядом, но всякий раз кивая, как будто одобряя этим мое присутствие. Покончив с любезностями, Эйми меня представила:

— Энди, это мистер Паркер, частный детектив. Он бы хотел с тобой кое о чем поговорить, если ты не против.

— Нисколько я не против, — замотал головой Келлог. — Приятно познакомиться, сэр.

Скрепив таким образом знакомство, он теперь открыто, с интересом на меня посмотрел. Было в нем что-то ребяческое. Сомнения нет, при дурных обстоятельствах этот человек мог быть непредсказуем и даже опасен. Вместе с тем в голове не укладывалось, как могли те, кто видел Энди Келлога, читал его досье, не прийти к выводу, что этот молодой человек, который всю свою жизнь продирался сквозь житейские дебри (кстати, не им созданные); человек, которому в этой жизни никогда не находилось места, все-таки не заслуживает того, чтобы жизнь его кончилась в камере, а уж тем более голышом на «стульчаке» в ледяной комнате, и все лишь потому, что кто-то не удосужился проверить, принимал ли он как надо таблетки.

Я придвинулся ближе к стеклу. Мне хотелось расспросить Келлога про Дэниела Клэя и о том, что там происходило в лесу возле Бингема. Я отдавал себе отчет, насколько будет непросто и мне, и ему; к тому же не исключено, что, он наглухо замкнется или выйдет из себя, и тогда я уже ничего от него не добьюсь. И я решил начать с Меррика в расчете на то, что так, постепенно, можно будет попятным ходом выйти на тему насилия.

— Я тут видел одного твоего знакомого, — сказал я. — Звать его Фрэнк Меррик. Ты его помнишь?

Парень восторженно затряс головой. При этом он широко улыбался, вновь выставив напоказ свои серые зубы (скоро их смоет: вон какие десны — пунцовые, воспаленные).

— Да это ж мой друг! — сиял он глазами. — Он знаете, как меня любил, защищал! Он ко мне сюда придет, на свиданку?

— Не знаю, Энди. Не думаю, что ему захочется снова сюда приходить. Ты же понимаешь?

Келлог опал лицом:

— Ну да, наверное. Я когда отсюда выйду, то тоже никогда сюда больше не приду, то есть вообще.

Он нервным движением сковырнул на руке болячку, которая тут же закровоточила.