Простая услуга - Дарси Белл Страница 57

– Ты не поверил мне, – сказала Эмили. – Ты мне не доверял.

– Тогда кто умер? Чье это было тело? На ком было мамино кольцо?

– Тебе не нужно знать. Если я скажу, ты все разболтаешь Стефани.

– Это удар ниже пояса, Эмили. Это нечестно.

– Ты что, не читаешь ее идиотский блог? Все о вашей здоровой счастливой смешанной семье? И как Стефани утешает бедного маленького Ники, который трагически потерял свою маму?

– Мне и в голову не приходило читать ее блог. Я не… Я бы не…

– А следовало бы, – заметила Эмили. – Он весьма информативен, поверь мне.

– Мне жаль. Я не могу выразить словами, как мне жаль.

– Не надо. Прошу тебя, не надо.

Именно в этот момент нам следовало подняться и уйти. Путь из этой точки вел только вниз. И все же я продолжал надеяться.

Эмили сказала, что голодна. Мы сделали заказ. Деньги на ветер. Мы оба были не в состоянии есть.

Я сказал Эмили, что Стефани для меня ничего не значит. Никогда не значила. Она как бесплатная няня. И услужливая. Может быть, мне не стоило говорить “услужливая”.

Эмили дернулась, потом села очень прямо. Я различил, что она качает головой. Ее неумолимое безжалостное “нет”. Я начал говорить, что она единственная, всегда будет единственной для меня. Что мне жаль. Она зевнула.

Слишком поздно. Я оказался дураком. Как тайно или не тайно, всегда считала моя жена. Она сказала, что никогда не простит меня. Сказала, что я очень пожалею.

Очень пожалею.

Эмили угрожала мне. Но что она могла сделать? Еще один глупый вопрос. Эмили могла сделать все что угодно. Она обвиняла меня в том, что я ее недооцениваю. Но это была громадная ошибка с ее стороны.

Эмили встала и вышла.

Подошел официант, встал рядом со мной. Мы смотрели, как она уходит.

– В самом аду нет фурии страшнее ^[2]… – процитировал он. – Шекспир был прав на этот счет.

– Пошел ты, – сказал я. – Это не Шекспир.

Официант пожал плечами. Он-то тут при чем? Немного погодя он прислал другого официанта, со счетом. Я доел отбивную – полусырую, отвратительную; у меня разыгрался волчий голод. Я оставил официанту большие чаевые в качестве извинения. Почему нет? Я весь вечер извинялся.

Я успел на последний поезд, уходящий с Центрального вокзала.

Я прошел прямо в комнату Ники и обнял его, хотя он спал. Я не разбудил его. Я не знаю, что сделал бы, войди Стефани в комнату и попытайся сказать мне, как снова уложить моего сына спать. Начни она инструктировать меня этим вызывающим раздражение, приторным голосом Мамы-Кэпа.

Я прошел к себе, лег рядом со Стефани и отвернулся от нее. Я не хотел касаться ее и не хотел, чтобы она касалась меня.

– Тяжелый день?

– Ты и половины не знаешь, – ответил я.

Я не двигался, пока не услышал, как Стефани мягко похрапывает и производит глоткой эти словно резиновые щелчки, которые начинали меня бесить.

Я поднялся и перешел на диван в гостиной. Я не спал всю ночь.

* * *

Худшие черты характера Стефани передались мне. Ее паранойя. Тревога коровы, которую гонят на скотобойню. Кто мог подумать, что такие вещи окажутся заразными?

Я не мог избавиться от ощущения, что Эмили где-то там, в темноте. Наблюдает за домом. Знает, что Стефани здесь.

Сколько времени прошло с того дня, когда Стефани спросила, уверен ли я, что Эмили мертва? Конечно, я был уверен, что она мертва. Стефани сказала: она опасается, что Эмили жива. А я ей не поверил.

Я больше не знал, кому или чему верить.

После этого я перестал спать. Я попробовал бесполезные гомеопатические средства Эмили. Травки, мерзкие чаи и прочее подобное. Не помогло. Стефани сказала, что прошло слишком мало времени, они еще не успели подействовать. Я пропустил ее слова мимо ушей. Когда Стефани чувствовала, что ее игнорируют, ее голос становился еще более раздражающим.

Мой врач прописал мне снотворное, предупредив, что у двух его пациентов были неприятные побочные эффекты, в одном случае – психотический срыв. Я сказал, что у меня будут психотические срывы, если я не начну спать. Я надеялся на таблетки.

Когда Стефани спросила, почему я такой дерганый, я свалил все на снотворное. Сказал, что ради него стоит потерпеть мое плохое настроение. Бессонница хуже. Нервозность – побочный эффект. У некоторых людей бывают психотические срывы.

Я умолчал, что виделся с Эмили. Не стал спрашивать, связывалась ли она со Стефани. Сказать, что моя жена жива, ощущалось бы как еще одно предательство. Когда Стефани предположила, что Эмили может быть жива, я подумал: Стефани обманывает себя. Но обманывал себя я.

Меня ничто не извиняет. Я пытаюсь держать себя в руках. Я живу не с той женщиной, и мне угрожает моя жена. Я под огромным давлением. И не могу мыслить ясно.

Вот что меня извиняет. Всегда извиняло. Меня ничто не извиняет.

* * *

Однажды в субботу, после обеда, на подъездной дорожке перед нашим домом остановилась машина. Из нее вышел светлокожий афроамериканец средних лет; сверившись с адресом в каком-то документе, он поднялся на крыльцо. Я смотрел на гостя из окна. Он кое-кого мне напомнил…

Синий блейзер, белая рубашка и темный галстук-бабочка со щелчком поставили воспоминание на место. Гость напомнил мне человека, которого я знал в детстве – мистера Реджинальда Батлера. Мистер Батлер был пастором в местной церкви, там было что-то вроде религиозной группы, благотворительная религиозная организация “Манчестерские братья”. Его прихожанами были иммигранты и местные цветные. Мистер Батлер приходил к маминой двери – совсем как теперь этот незнакомец пришел к нашей – за пожертвованиями, за теплой зимней одеждой для своей паствы. Мама как-то пригласила его зайти, и они подружились. А в один прекрасный день мама приняла слишком много шерри и сказала что-то – я так и не узнал, что именно, а мать не говорила, – что мистер Батлер счел оскорбительным. И мы больше никогда его не видели.

И вот он здесь, в Коннектикуте. Я открыл дверь. Конечно, это был не мистер Батлер.

– Мистер Шон Таунсенд? – спросил мужчина.

Я признал, что я – мистер Шон Таунсенд.

– Меня зовут Айзек Прейджер, я из Объединенной страховой компании. Работаю с заявлением о выплате страховки по поводу смерти вашей жены. Весьма сожалею.

Говорил ли он, что сожалеет о смерти Эмили? Или о том, что работает с этим случаем? Или он сожалеет, что надо выплатить деньги? Было ли совпадением, что я совсем недавно узнал, что Эмили не умерла? У меня не было ни времени, ни душевного спокойствия, чтобы продумать свой следующий шаг. Следовало ли мне уведомить страховую компанию, как только я вернулся домой после ужина с моей предположительно мертвой женой? Невероятно сложно было бы объяснить, какие события имели место, какие не имели и какие имели место в моем воображении. А в особенности – какие события мы планировали. Все, что я смог бы придумать, выставляло нас виновными. Каковыми, полагаю, мы и были. Проще было сунуть голову в песок и сделать вид, что ничего не произошло. И надеяться на лучшее.