Высшая Справедливость - Алекс Оуэлл Страница 54

— Любопытно. Тогда приступим? — предложил Ламмерт.

— Охотно! — кивнул Брендон.

Они еще раз вспомнили университет, перебросились парой ничего не значащих фраз и на какое-то время занялись едой.

— Здесь не пользуются ножами? — спросил Ламмерт, рассматривая очередное блюдо — рулетики из свинины и креветок.

— Нет, перед приготовлением все продукты нарезаются на мелкие кусочки, поэтому ножей не требуется.

— Оригинально.

— Каковы ваши впечатления от тайских блюд? — спросил Брендон.

«Что ему надо? — думал в это время Ламмерт. — Ясно, что, предложив пообедать вместе, он не имел целью освежить воспоминания об университетской юности. О чем еще, кроме изысков тайской кухни, он намерен говорить?»

— Если в двух словах, то блюда острые, как перец, — ответил он.

Брендон улыбнулся и пристально посмотрел на Ламмерта, который исследовал ложкой содержимое экзотического супа.

В Остине Ламмерте все было среднее: он был среднего роста, среднего возраста — на вид меньше сорока, — имел среднюю, очень стандартную для его профессии внешность, хотя и не носил традиционных «адвокатских» очков; был, как положено, в дорогом деловом костюме. Пожалуй, единственное, что в нем запоминалось, — это быстрый и резкий взгляд холодных немигающих глаз.

— Мистер Ламмерт… — как бы невзначай начал Брендон, подливая себе соевого соуса.

— Можно просто Остин, — снисходительно разрешил тот.

— Да, благодарю… Так вот, Остин, я хотел бы поговорить с вами о деле, которое вы ведете. Вы будете защищать Виктора Дадли…

Ламмерт оторвал взгляд от еды и вопросительно посмотрел на коллегу.

— Вам может показаться, что я лезу в чужой огород… — продолжал О’Брайан.

— Напротив, вы — известный адвокат. Мне, наверное, следовало поблагодарить…

— Нет-нет! — запротестовал Брендон. — Воспринимайте меня сейчас не как юриста, а как частное лицо. Можете считать меня… дальним родственником обвиняемого.

Ламмерт смотрел выжидающе, все еще не понимая, откуда дует ветер.

— Я очень заинтересован в этом деле, — продолжал Брендон, — и уверяю вас: не ради денег.

Ламмерт поставил на стол стакан с кокосовым молоком. Небрежная ухмылка чуть тронула его тонкие губы и тут же исчезла.

— Знаете, какую свою коронную фразу произнес бы профессор Дрейк, услыхав ваши слова?

— Нет. Озвучьте, будьте добры.

— Он сказал бы: «Покажите мне адвоката, которого не интересуют деньги, — и я скажу, что это плохой адвокат!»

— Что ж, — проговорил Брендон, — Дрейк учил вас жизни. Эта фраза не столь цинична, какой кажется на первый взгляд. Здравая практичность не имеет ничего общего с продажностью. Она — одна из составляющих успеха в нашей профессии. Видите ли, когда я сказал, что беспокоюсь не ради денег, я имел в виду несколько иное…

«Собирается ли О’Брайан предложить что-то конкретное? Сомнительно, чтобы он стал с ходу раскрывать свои карты», — думал Ламмерт, ковыряясь вилкой в злосчастных рулетиках.

— Не волнуйтесь, дело это предельно простое, — сказал он. — Моего опыта с лихвой хватит, чтобы с ним справиться.

— Вы сможете выиграть процесс?

— Я не стал бы говорить заранее… — покачал головой Ламмерт. — Моя роль в данном случае сводится к тому, чтобы отстаивать интересы обвиняемого, а не добиваться его оправдания.

— Да? — с иронией произнес Брендон. — Вина вашего подзащитного еще не доказана, а вы уже, кажется, записываете его в преступники?

Ламмерт отодвинул тарелку с рулетиками и нахмурился:

— Мистер О’Брайан, у вас богатейшая практика — признайтесь: разве в ста случаях из ста вы могли добиться оправдания своих клиентов?

— Нет, конечно. Но за последние двадцать лет у меня не было ни одного смертного приговора.

— Неужели? — скептически улыбнулся Ламмерт.

— Даже если смертный приговор и выносился, то впоследствии мне удавалось добиться его отмены и смягчения наказания. Ни один из моих клиентов за это время не был казнен!

— Это еще не значит, что ни один из них не заслуживал смерти, — невзначай бросил Ламмерт, не подозревая, что в эту секунду наступает на любимую мозоль своего собеседника.

— Никто не заслуживает смерти! Смерть, как и жизнь, нельзя заслужить! — громко произнес О’Брайан. — Да, большинство моих подзащитных заслуживали наказания. На-ка-за-ни-я! Но не смерти!

— Вы сторонник отмены смертной казни? — усмехнулся Ламмерт.

— Да! — с жаром ответил Брендон. — Меня ужасает всякая иная — а более всего аргументированная — точка зрения по этому вопросу. Уверен: через десяток лет наши потомки будут диву даваться, какие дикости мы творили!

— О-о! Как вы категоричны! — разулыбался Ламмерт. — Все-таки общественное мнение до сих пор на стороне смертной казни.

— Общественное мнение — ненадежная основа в решении сложных проблем. Оно подвержено манипулированию. Нам не удастся отменить смертную казнь, если мы будем дожидаться, когда общественное мнение для этого созреет!

— Смертная казнь — превентивная ^[8] мера, — поучительно заметил Ламмерт. — Она сдерживает рост преступности в стране.

О’Брайан сдвинул брови, раздумывая, стоит ли сейчас вступать в полемику.

— Есть нечто глубоко порочное в том, — тихо проговорил он, — когда одного человека наказывают в назидание другим.

— Никто не наказывается просто так, — пожал плечами Ламмерт. — Преступник лишь расплачивается за понесенную обществом потерю.

— Нельзя жизнью расплатиться за смерть, потому что от этого не возвратится жизнь утраченная… — все так же тихо продолжал Брендон. — Да и сама казнь, строго говоря, — не наказание. Всякое наказание преступника прекращается с его смертью. Скорее, это конфискация. Только вот ценность, которую мы конфискуем, не поддается определению.

— Может быть. Но надо учитывать, что в людях всегда присутствует справедливая жажда мести. В этом случае она…

— Месть?! — вскричал Брендон. — Боже упаси! Принципиально недопустимый мотив для наказания! Мы же с вами цивилизованные люди! Принимая месть в качестве законного обоснования смертной казни, мы тем самым оправдываем и легализуем ветхозаветное «око за око»!

— Я иного мнения. Удовлетворение от того, что злодей получил по заслугам, — это нормальное человеческое чувство.

— Вы способны испытывать удовлетворение, когда приведен в исполнение очередной приговор? Радуетесь, узнав о гибели живого существа? Где же ваше христианское сострадание?