Убийство в Вене - Дэниел Сильва Страница 54

«На сегодняшнее утро итоговая сумма вклада составляет два с половиной миллиарда долларов. Приблизительно один миллиард в наличности поровну поделен между долларами и евро. Остальная сумма вложена в обычные ценные бумаги и облигации, а также в значительное количество недвижимости…»

Через десять минут Габриель протянул руку и нажал на кнопку «Стоп». Картер вытряхнул содержимое чубука в камин и медленно набил новую трубку.

– Этот разговор происходил в Вене на прошлой неделе, – сказал Картер. – Банкира зовут Конрад Беккер. Он из Цюриха.

– А что это за вклад? – спросил Габриель.

– После войны тысячи нацистов бежали в Австрию. Они привезли с собой краденного нацистами на несколько сотен миллионов долларов – тут было золото, наличные, краденые произведения искусства, драгоценности, столовое серебро, ковры и гобелены. Добро было упрятано в тайники по всем Альпам. Многие из тех нацистов мечтали возродить рейх и хотели использовать награбленное для достижения этой цели. Небольшая группа людей понимала: преступления Гитлера столь огромны, что лишь через поколение, а то и больше, национал-социализм может стать снова политически жизнеспособным. Они решили положить крупную сумму денег в один цюрихский банк и приложить к счету уникальный набор инструкций. Этот счет может быть активизирован только письмом от австрийского канцлера. Видите ли, они верили, что революция была начата Гитлером в Австрии и потому Австрия зафонтанирует и станет местом ее возрождения. Первоначально пяти людям был доверен номер счета и пароль. Когда пятый заболел, он стал искать, кого бы назначить попечителем счета.

– Эриха Радека.

Картер кивнул и помолчал, раскуривая трубку.

– Радек готовится посадить своего канцлера, но ему никогда не видеть ни капли тех денег. Мы узнали об этом счете два-три года назад. Забыть о том, что он творил в сорок пятом году, – одно дело, но мы не собираемся позволить ему раскурочить счет, на котором лежит два с половиной миллиарда, награбленных при холокосте. Мы потихоньку сделали несколько ходов против герра Беккера и его банка. Радек об этом еще не знает, но ему никогда не видать ни пенни из этих денег.

Габриель протянул руку, нажал на «Перемотку», потом на «Стоп», потом на «Пуск»:

«Ваши товарищи щедро обеспечили тех, кто им помогал. Но боюсь, возникли некоторые неожиданные… осложнения».

«Какого рода осложнения?»

«Несколько человек из тех, кто должен был получить деньги, якобы недавно умерли при таинственных обстоятельствах…»

Стоп.

Габриель посмотрел на Картера в ожидании объяснения.

– Те, кто создал этот счет, хотели вознаградить людей и организации, что помогли нацистам сбежать после войны. Радек считал это сентиментальной чушью. Он вовсе не собирался открывать благотворительную организацию помощи. Он не мог изменить соглашения, поэтому внес изменения в ситуацию.

– А Энрике Кальдерон и Густаво Эстрада должны были получить деньги с этого счета?

– Я вижу, вы немало узнали, пока общались с Альфонсо Рамиресом. – Картер виновато улыбнулся. – Мы следили за вами в Буэнос-Айресе.

– Несомненно, – сказал Габриель. – Радек – человек очень старый. Что же он намерен делать с деньгами?

– Судя по всему, он предполагает значительную их часть отдать своему сыну. Остальное он предполагает доверить одному из своих наиболее важных агентов. Я думаю, вы с ним знакомы. Его зовут Манфред Круц.

Трубка у Картера погасла. Он уставился в чубук, нахмурился и снова разжег трубку.

– Возвращаемся к нашей первоначальной проблеме. – Картер выдохнул в сторону Габриеля облачко дыма. – Что будем делать с Эрихом Радеком? Если вы попросите австрийцев предать его суду, они протянут время и дождутся, пока он умрет. Если вы схватите пожилого австрийца на улицах Вены и отправите его для суда в Израиль, вас обольют дерьмом с самых верхов. Если вы считаете, что теперь у вас осложнения в европейском сообществе, то если вы захватите Радека, ваши проблемы возрастут в десять раз. И если вы предадите его суду, его защита наверняка вытащит на свет то, что он был связан с нами. Так что будем делать, джентльмены?

– Возможно, есть третий путь, – сказал Габриель.

– А именно?

– Убедить Радека добровольно приехать в Израиль.

Картер критически посмотрел на Габриеля поверх чубука своей трубки.

– И как же, вы полагаете, мы могли бы убедить такого первоклассного мерзавца, как Эрих Радек, приехать туда?

Они проговорили всю ночь. Это был план Габриеля, и потому он изложил его и защитил. Шамрон добавил несколько ценных предложений. Картер, сначала противившийся, вскоре перешел в лагерь Габриеля. Ему понравилась сама смелость плана. Его служба, наверное, пристрелила бы офицера, который предложил бы столь неоригинальную идею.

У каждого человека есть слабость – Радек своими действиями показал, что у него есть две слабости: жадность к деньгам, хранящимся на счете в Цюрихе, и желание увидеть своего сына канцлером Австрии. Габриель считал, что именно второе побудило Радека принять меры против Эли Лавона и Макса Клайна. Радек не хотел, чтобы на сына легло пятно его прошлой жизни, и доказал, что готов совершить что угодно для защиты его. Для выполнения намеченного плана приходилось глотать горькую пилюлю – идти на сговор с человеком, не имевшим права на снисхождение, но это было морально оправдано и приводило к желаемому результату: Эрих Радек оказался бы за решеткой за преступления, совершенные против еврейского народа. Критическим фактором было время. До выборов оставалось всего две недели. Радек должен оказаться в руках израильтян до того, как в Австрии будет подан первый избирательный бюллетень. Иначе им не удастся заполучить его.

Приближалась заря, и Картер задал вопрос, не дававший ему покоя с того момента, как на его столе появился первый доклад о расследовании, предпринятом Габриелем: почему? Почему Габриель, работающий на службу убийцей, так старается предать Радека суду после стольких лет?

– Я хочу рассказать вам одну историю, Эдриан, – сказал Габриель, и голос его вдруг зазвучал словно издалека, таким же стал и взгляд. – Это история еврейской девушки, которая жила в Берлине. – Он умолк, затем добавил: – Собственно, пожалуй, будет лучше, если она сама расскажет вам свою историю.

И он протянул Картеру экземпляр свидетельства своей матери. Картер, сидя у угасающего в камине огня, прочел его с начала и до конца, не произнеся ни слова. Когда наконец он поднял взгляд от последней страницы, глаза его были влажны.

– Насколько я понимаю, Ирене Аллон – ваша мать?

– Была моей матерью. Она давно умерла.

– А как вы можете быть уверены, что тот эсэсовец в лесу был Радеком?

Габриель рассказал ему о рисунках матери.

– Значит, как я понимаю, вы будете вести переговоры с Радеком. А если он откажется сотрудничать? Что тогда, Габриель?