Фонарщик - Энтони О'Нил Страница 54

Гроувс похолодел и спросил себя, сознательно ли Штельмах произнес последнюю фразу.

— Но иногда женщина сама кое-чего не осознает, — продолжал врач. — В обществе она постоянно играет спектакль, она продолжает играть его каждую ночь, она пытается подавить свои инстинкты, задавить свою беззаконную природу и становится неуправляемой, она постоянно возбуждена. Женщина в состоянии истерики часто способна на невероятные вещи. Вы бывали в психиатрических лечебницах, инспектор?

— Я был в сумасшедшем доме.

— Тогда вы знаете, что умалишенные женщины царапаются и дерутся, как дикие звери, — на такое не способен ни один мужчина; жизнь лечащего врача просто подвергается опасности.

Штельмах расстегнул рукав — быстро, как будто опасаясь, что его застукают, — и вытянул очень волосатую руку с синеватыми следами зубов.

— Я работал в больнице, инспектор, и был тогда сильнее, чем сейчас, но эта женщина, она была как волк, ее невозможно было оттащить.

Гроувс вспомнил священника, сказавшего, что монсиньора «как будто волки» разорвали, слова продавщицы птиц, что Эвелину «невозможно было оттащить», и его почему-то слегка затошнило. Он смотрел, как Штельмах застегивает манжету.

— Тогда вы, вероятно, можете поверить в то, что женщина, о которой я говорил, при всей ее слабости способна убить, как дикий зверь.

Снова раздался шум — кто-то закричал, спускаясь по лестнице, — и Штельмах, сильно смутившись, торопливо ответил:

— Мне придется осмотреть ее и измерить череп. Существует много физических признаков прирожденных убийц, но часто самые важные спрятаны очень глубоко и необходимо тщательное обследование.

— Но вы допускаете такую возможность?

— Если безумие слишком поглотило ее, она может быть способна на метаморфозы.

— Метаморфозы?

— Я не шучу.

— Какие метаморфозы?

Штельмах говорил серьезно:

— Мощные женские силы, скрытые силы, известны испокон веков и подробно описаны, но не в медицинских трудах; нужно знать, где искать. — Он схватил перо и судорожно нашарил бумагу. — Вам написать список книг?

— Книг? — Гроувс рефлекторно напрягся.

— Тайная история истерии, инспектор, которую другие врачи не принимают в расчет. Вам стоит сходить в библиотеку и самолично сравнить описания; вы содрогнетесь от женской силы, которую они применяли тысячи лет и которая, называясь по-разному…

«На этих словах он прервался и замер, как будто его застигли на месте преступления. Дело в том, что ручка двери опустилась и в комнате показалась голова женщины. Я решил, что это его фрау, — она спросила лающим голосом, не проводит ли он ее к Дженнерсу за рождественскими покупками. Он улыбнулся, попросил ее чуть-чуть подождать, сказав, что будет готов через пару минут, и в большой спешке нацарапал названия книг на чистом листе бумаги, прежде чем выпроводить меня за дверь, как пьяного матроса».

Книги из списка имели пугающие названия, многие — на противной латыни, и Гроувс не имел ни малейшего намерения штудировать их, пока не вернулся в главное управление и не узнал о рапортах, все еще поступающих из Старого города, и в частности с Каугейт, о чудовище, промелькнувшем в тени и тумане минувшей ночи. У всех рапортов было лишь одно общее — сводящие с ума расхождения в сведениях: похоже на летучую мышь, со змеиной кожей, покрыто чешуей, черное с шелковым отливом, свекольно-красное, в элегантном наряде, мужчина, призрак, зверь, видение. Эта волна свидетельств вызвала поток прежде замалчиваемых воспоминаний и показаний: одни говорили о создании, похожем на чудище, другие видели, как оно носилось по Пентлендским холмам, третьи — что у источника Святого Бернарда за каким-то нечеловеческим существом гнались собаки. Упоминался огромных размеров призрак, живущий в доме колдуна Вейра, построенном для летней Всемирной ярмарки (хотя последнее легко было списать на счет рекламной компании многоопытного оргкомитета).

Далее Гроувсу сообщили, что, поскольку расследование дела Эйнсли вскрыло целый клубок долгов, сомнительных связей и мошенничества, шериф Флеминг в надежде на получение более подробной информации заинтересовался Сетом Хогартом, но выяснил лишь, что великий трагик перешагнул через рампу, свалился в оркестровую яму и пребывает теперь в госпитале Святого Гериота. Мысль о том, что, возможно, это было ловко подстроенное покушение на убийство, чтобы заставить актера замолчать навеки, глубоко обеспокоила Гроувса (как, собственно, и расследование шерифа, встревожившее его своей обстоятельностью). Он объявил, что намерен составить исчерпывающий отчет, и буквально сбежал в библиотеку.

Честно говоря, в очках он не нуждался, но деликатный характер его визита неожиданно сообщил ему вкус к таинственности и, будучи убежден, что его лицо знакомо всему Эдинбургу, он нацепил толстые линзы в оправе, куртку из камвольной ткани, поднял воротник и направился в библиотеку «Сигнит», нетвердо перешагивая через канавы и натыкаясь на затихших зевак, ожидающих приговора у входа в уголовный суд. Поднявшись на самый верх парадной лестницы, он оробел при виде уходящих в глубину полок с книгами, высокого купола потолка, помпезных портретов и от мертвой тишины, трусливо забился в угол, разместился на кожаном стуле и, ломая глаза в нелепых очках, попытался самостоятельно разобраться в каталоге. Сообразив, что тематический каталог весьма удобен, и украдкой поглядывая в нацарапанный доктором Штельмахом список, он довольно быстро установил местонахождение нужных книг — почти все они стояли рядом друг с другом — и уже шел к выходу, когда ему сказали, что с такими ценными книгами из библиотеки выходить не разрешается. Он мог бы, конечно, призвать на помощь свою должность или даже грозную репутацию, но из соображений предосторожности предпочел прибиться к большому столу в читальном зале, выстроить миниатюрный зиккурат из издающих затхлый запах томов и, достав карандаш и блокнот для заметок, сесть за работу.

Он читал, а мощный солнечный луч, густо наполненный пляшущими, как мошкара, пылинками, падал на него будто свет медленно вращающегося фонаря. Книги в поцарапанных кожаных переплетах были перегружены тяжелым шрифтом и непонятными словами. Здесь были «Анатомия меланхолии», «Трактат о проклятом искусстве ведовства», «Царство тьмы», «Compendium Maleficarium» (три тома), «Saducismus Triumphatus» и единственная книга, с которой он был частично знаком, — обожаемое шотландцами «Раскрытие тайн невидимого мира Сатаны» его преподобия Синклера, некогда бывшего профессором философии и математики Эдинбургского университета. Он смело приступил к делу и самонадеянно решил прочесть все, прежде чем померкнет солнечный свет, но очень скоро впал в отчаяние — он никак не мог понять, что хотел сказать Штельмах, пока его не привлекли гравюры; и, удвоив внимание, Гроувс постепенно погрузился в чтение. В найденных им книгах были собраны предания и свидетельства о вредоносных ведьмах с самых темных столетий до последних веков и часто поминался Эдинбург, что неизменно заставляло его сердце биться быстрее. Он читал про шабаши, оргии, соблазнения, превращения, проклятия, заговоры, заклинания, ночные кошмары и запретные сны, посещающие вполне добродетельных граждан. Читал, что Сатана любит покорять умы меланхоличных девиц, увлекая их на тропу беззакония. Про женщин, что варили зелье из младенцев, передвигались на ягодицах, говорили на таинственных языках, метались в бреду, выблевывали странные предметы, изливали потоки женской крови и насылали на своих врагов самые страшные несчастья. Про шотландскую ведьму Агнессу Симпсон, которая поднимала ужасные бури, про Изобель Грирсон, которая превратилась в кошку (книга умалчивала о том, в какую именно), и Изобеллу Гауди, которая в 1662 году летала по небу и кормила грудью Сатану.