Люмен - Кортни Коул Страница 5

Черные, как ночь, как тьма, как оникс. Обсидианово-черные, черные, как чернила. Я не могу держать себя в руках и постоянно вглядываюсь в его глаза, даже спустя несколько дней, когда Финн, он и я прогуливаемся вместе по тропинкам вокруг нашего дома.

– Почему ты так смотришь на меня? – нетерпеливо спрашивает он.

У него грязные руки, потому что весь день мы провели на пляже, гуляя по округе.

– Потому что у тебя черные глаза, – решительно заявляю я в ответ.

Думаю, честность – это лучшая тактика.

Он усмехается:

– Это неправда. Они карие.

Во мне загорается огонек надежды, и я продолжаю наблюдать за ним, пытаюсь запомнить, как солнце искрится в его глазах. Возможно, он прав. Его глаза очень-очень темные, но все же скорее карие. Как горький шоколад или смолистая кора дерева. Почти черные.

Но не совсем.

Я выдыхаю с облегчением.

Финн же тем временем наблюдает за мной. Он замечает мое облегчение, то, как я снова обретаю способность дышать.

– Калла, этого всего не было на самом деле. Ты же прекрасно это понимаешь!

Он произносит это очень мягко, потому что я рассказала ему обо всем. О том, как он захватил флаг, как он увидел демона, как он умер.

Сначала Финн смеялся, пока не понял, что я говорю абсолютно серьезно. А потом он заставил меня пообещать, что я ни за что не расскажу это врачу, потому что и врач, и родители уже считают, что я потеряла рассудок, и наблюдают за каждым моим шагом. Я должна много отдыхать, большую часть времени проводить в постели и принимать лекарства. Все это довольно утомительно.

– Никакого черноглазого монстра не существует, – тихо уверяет меня мой брат, так тихо, что его могу слышать только я.

Я продолжаю рассматривать глаза Дэра, стоя рядом с ним, пока он ищет на земле камушки, которые потом будет запускать по воде. Но я все еще не уверена, и Финн отлично понимает это.

– Поверь мне, – твердо убеждает он, – тебе придется мне поверить.

– Это было так реально, – наконец говорю ему я, не чувствуя в себе сил спорить, – но это был ты. Я имею в виду, ты был сумасшедшим, а потом умер. Ты умер, Финн. А когда я проснулась, ты оказался живым, а я – сумасшедшей. Я сумасшедшая. Я ничего не понимаю, Финн. Что со мной происходит?

Брат смотрит на меня, затем отводит глаза и берет меня за руку.

– Я не знаю. Но я не умер, и я не позволю тебе сойти с ума, Калла. Ни за что не рассказывай маме и папе о том, что ты видела. Ты можешь говорить об этом только со мной.

Я согласно киваю, потому что в его словах есть определенная доля мудрости. Они ни за что, ни за что не должны узнать об этом.

– Только ты и я, Калла, – торжественно заявляет он, и так как он мой брат, я понимаю, что он прав.

– Ты и я, – шепчу в ответ.

Он улыбается.

– Давай уже наконец дойдем с Дэром до пляжа, пока мама не обнаружила, что ты сбежала.

– Почему вообще я должна столько времени проводить в постели? – ворчливо огрызаюсь я, пока мы втроем быстро следуем вниз по каменистой тропе к песчаной насыпи берега.

Финн лишь пожимает плечами в ответ.

– Не знаю. Они просто хотят, чтобы ты отдохнула. Это поможет тебе прийти в себя.

А я хочу прийти в себя. Уж это я знаю наверняка.

Поэтому, когда немногим позже нас находит мама, взволнованная тем, что меня нет в кровати, мне остается лишь смиренно следовать за ней. По ступенькам я поднимаюсь в свою комнату и подхожу к окну, чтобы понаблюдать за Финном и Дэром.

Они строят крепость из горстки веток, смеются, бегают друг за другом, уже позабыв о том, что меня больше нет с ними, их лица сияют.

Я должна была играть там вместе с ними.

Я ничего не могу поделать с волной негодования, закипающей внутри меня, берущей начало в области пяток, разливающейся по всему телу, бегущей к пальцам рук и к самому сердцу. Я тоже должна была играть и бегать вместе с ними. Но уж точно не быть в заточении здесь, в этой спальне. Мой новоиспеченный сводный двоюродный брат не должен был занимать мое место в игре с Финном.

На его месте должна была быть я.

– Калла, моя любимая девочка, – бормочет мама, возвращаясь в мою комнату, в одной руке у нее стакан яблочного сока, а в другой – горстка таблеток: все они разных цветов и выглядят как драгоценные камушки, но на вкус оказываются хуже куска грязи, – послушай меня, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть, чтобы пойти на поправку. Ты мне веришь?

Я киваю, потому что она моя мама, и, конечно же, я должна ей верить. Что за странный вопрос? Я поворачиваюсь к ней и послушно протягиваю обе руки, в которые она высыпает таблетки. Моя милая мама с жалостью смотрит на меня, отбрасывая прядь ярко-рыжих волос с моего лба.

– Это стоит того, – уверяет она меня, – обещаю тебе, Калла.

Но я что-то слышу в ее голосе, что-то, что-то, что-то. Как будто она пытается убедить саму себя, а не меня. Эта хрупкость, эта неуверенность.

Но затем она отворачивается и уходит, оставляя меня в одиночестве.

Я возвращаюсь в постель и ложусь на бок, натягиваю одеяло до самого подбородка и бессмысленно смотрю в окно. Препараты, которые я приняла, опускают завесу тумана над моим разумом, все в моей голове оказывается покрыто пеленой, мутной темной пеленой. Я не могу побороть навалившуюся на меня сонливость. Она здесь, она слишком тяжелая, от нее все перед глазами становится мутным и расплывается.