Спастись от опасных мужчин - Сол Лелчек Страница 5

Мне хотелось есть. Я поездила по округе, пока не нашла круглосуточный придорожный ресторанчик, расположенный в нескольких милях от его дома. Из ресторана вышли трое черных парней и, смеясь, начали садиться в джип. Это была одна из последних моделей с узкими фарами, похожими на прищуренные глаза. Парни увидели, как я снимаю шлем, и один из них крикнул мне:

– Черт возьми, девчонка, в тебе определенно есть шик!

Я улыбнулась ему и помахала вслед отъезжающему джипу. Войдя в ресторан, я увидела у двери табличку, гласящую: «РАСПОЛАГАЙТЕСЬ», и последовала этому пожеланию в кабинке в задней части зала. Столики по большей части пустовали. Было уже больше часа ночи – пора, когда в придорожных закусочных почти нет посетителей, поскольку те, кто работает в ночную смену, уже подкрепились перед ее началом, а пьяные компании, покидающие бары в центре Окленда после их закрытия ровно в два часа, до круглосуточных заведений еще не добрались. Официантка подошла ко мне почти сразу, и я заказала себе кофе и по-настоящему сытный завтрак: яичницу-глазунью, поджаренную с обеих сторон, сосиски, бекон, картофельные оладьи, небольшую стопку блинчиков и тосты со сливочным маслом. Пока официантка не поставила еду на стол, я читала, потом начала уминать ее, не переставая читать. Заказала еще кофе и выпила три стакана воды со льдом, чувствуя, как последний хмель постепенно выветривается из головы.

Неподалеку за столиком сидели четверо мужчин. Белые, под тридцать или немного за. Время от времени они поглядывали на меня. Мне было все равно. Я продолжала есть. Вкусная еда, а голод волчий.

Четверо мужчин перешептывались и смеялись. Похоже, предметом их дискуссии стала я. Наконец один из них направился к моему столику. Он был красив, худощав, и на его лице красовалась трех-четырехдневная коричневатая щетина. Коротко подстриженные кудрявые волосы, очки в металлической оправе. На нем был вельветовый пиджак, а голову его, к моему немалому изумлению, венчала небольшая корона из золотой бумаги вроде тех, что в «Бургер кингах» выдают детишкам.

– Могу ли я подойти, ваша честь? – спросил он, словно адвокат в суде.

Я прожевала то, что было у меня во рту, и отложила книгу.

– А почему вам этого хочется?

Он подошел на шаг ближе.

– Мои друзья уверяют, что вы не станете со мной говорить.

– Высокого же они о вас мнения.

Он засмеялся.

– Я хочу сказать, что вы очень хорошенькая и у вас ужасно целеустремленный вид. По опыту знаю, что, если я пытаюсь заговорить с девушкой, такое не сулит ничего хорошего. Конечно, не девушке, а мне. Хорошенькие целеустремленные девушки обычно не обращают на меня внимания. По правде говоря, так поступает половина тех девушек, которые обладают этими достоинствами, да и со второй их половиной мне не очень-то везет.

Я вздохнула.

– Послушайте, вы уже со мной разговариваете. А я разговариваю с вами. Так что вы выиграли пари. Теперь можете возвратиться к своим друзьям и сказать, что ужасно хорошенькая и целеустремленная девушка, сидящая недалеко от них, с вами поговорила.

Я снова взяла в руки книгу и вилку и вернулась к поеданию своей глазуньи.

– Послушайте, я вовсе не хотел вам мешать.

– Все в порядке. Вы мне не помешали.

И тут он меня удивил.

– «Бесконечное смирение воплощено в рубашке, о которой мы читаем в старинной сказке. Пряжа прядется, орошаемая слезами, полотно отбеливается слезами, рубашка шьется со слезами; но зато она защищает лучше, чем железо, чем сталь».

Я опять положила свою книгу на стол, и стало видно ее название. «Страх и трепет».

– Хорошо, умник, – сказала я. – Вы учитесь в магистратуре Калифорнийского университета в Беркли и можете цитировать Кьеркегора ^[5]. Вы изучаете там у себя философию, я угадала?

Теперь удивился он.

– Нет, вообще-то английский язык и литературу. Просто я питаю слабость к давно умершим датским экзистенциалистам. Но как вы узнали об остальном?

– Будь вы университетским преподавателем, вы бы уже были в постели, и вы слишком вежливы, чтобы быть студентом бакалавриата. Если бы вы учились в магистратуре Стэнфордского университета, то пошли бы в кафе в Сан-Франциско, а не в Окленде. Так что остается только Беркли.

– Не слишком ли много предположений?

– Предположения строят все. Вопрос заключается только в том, верны они или нет.

Он нахмурился:

– Выходит, я для вас не загадка, а открытая книга? Это удручает.

– Мне все-таки непонятен один вопрос.

– Какой?

– Ваша корона, – сказала я. – Я никак не могу взять в толк, зачем она вам. По-моему, это весьма загадочно.

Он смущенно потер голову.

– Сегодня я закончил работу над диссертацией. Мы отмечали это событие.

– Поздравляю.

– Ну ее еще должны одобрить. Но, как бы то ни было, это важный шаг.

– А о чьем творчестве вы писали?

– Предмет моих изысканий – Уильям Хэзлитт ^[6].

– А, «Схватка». Одно из моих любимых эссе.

– Ничего себе, – удивился он. – В наше время никто уже не знает творчества Хэзлитта, известна разве что его книга о персонажах пьес Шекспира. Но «Схватку» сейчас вообще никто не читал. Вы тоже учитесь?