Исчезающая лестница - Морин Джонсон Страница 5

Порой дьявол приходит к людям в вымышленных историях — неожиданный посетитель с приятным голосом. В жизни ему появляться не положено. Ему не подобает в осенних сумерках сидеть в Питтсбурге, на диване, купленном на большой распродаже в мебельном магазине «Мартинс», в комнате, гипнотически устремленной к телевизору. Но как раз там он и был.

Эдварду Кингу перевалило за пятьдесят, но он все еще выглядел моложе. Темные, слегка вьющиеся волосы на его голове были приглажены. На нем был безупречный серый костюм из числа тех, что выделяются только потому, что не блестят и не болтаются, как на вешалке. Лишенное морщин лицо представляло собой приветливую маску, ласковая улыбка больше напоминала гримасу человека, который, когда к нему обращаются на улице, спрашивает: «Это вы мне?». Он сидел, глубоко утонув в диване и широко расставив ноги, будто собираясь провести так весь вечер. Родители Стиви устроились на стульях с откидными спинками по обе стороны от него и внимательно смотрели широко распахнутыми глазами — если честно, то в замешательстве.

— Здравствуй, Стиви, — сказал он.

Девушка застыла в дверном проеме, чувствуя, как ее члены охватывает ледяной паралич.

Человека хуже, чем Эдвард Кинг, в Америке не было.

Ладно, на сей счет можно поспорить. Но Эдвард Кинг был человеком могущественным. Сенатор от штата Пенсильвания, обосновавшийся здесь, в Питтсбурге, он хотел, чтобы всякие «пришлые» и «нежелательные элементы» — под этим в основном имелись в виду бедные люди другого цвета кожи — держались подальше от Америки. Для Эдварда Кинга богатство равнялось добру. В его мире не было никаких климатических изменений — земля существовала, лишь чтобы давать еще больше жизнеутверждающих долларов. И этот человек стремился стать президентом.

— Стиви, — сказал отец с едва заметной предостерегающей ноткой в голосе.

Она знала, что эта нотка означала: мы знаем, как ты к нему относишься, но этот человек — сенатор и наш персональный герой, поэтому, если ты собираешься в гневе выбежать из дома или разразиться какой-нибудь политической тирадой, это будет большой ошибкой.

Стиви почувствовала, как в груди шевельнулся старый деспот — неустойчивое сердцебиение, возвещавшее о скором приступе паники. Она схватилась за дверной косяк, будто он мог спасти ей жизнь. Родители не знали, что Стиви уже не впервые так близко видела Эдварда Кинга.

— Все в порядке, — сказал он.

Этот человек был слишком умен для того, чтобы широко улыбаться, — улыбка на его губах лишь едва обозначилась.

— Я знаю, Стиви — не самая большая моя фанатка. Мы можем придерживаться различных мнений. Именно благодаря этому Америка — великая страна. Благодаря тому, что мы уважительно относимся к разнице между нами.

О нет. Нет, нет и еще раз нет. Он подал ей мяч. Ему хотелось поиграть.

Ну что ж, она поиграет.

Если бы только можно было дышать. Дыши, Стиви. Дыши. Один глоток воздуха — и она смогла бы привести в действие всю дыхательную систему. Но этот глоток застрял где-то на уровне диафрагмы.

— Стиви, — сказал отец, на этот раз не таким строгим голосом, — сядь.

Ей навстречу слегка двинулся пол. «Привет, — сказал пол, — иди ко мне. Прильни лицом к моей груди и замри».

— Все хорошо, — произнес Эдвард Кинг, — Стиви, можешь делать все, что хочешь, лишь бы тебе было удобно. Я пришел просто с тобой поговорить и посмотреть, как идут твои дела после событий в Эллингэмской академии.

Еще один ход в этой шахматной партии. Теперь, когда он разрешил ей постоять, в качестве следующего хода, вероятно, следовало сесть. Но можно было и уступить, сделав то, чего он от нее хотел. Слишком много усилий. Золотистые сумерки быстро уступали тьме, на ковер падали тени. Или это ей только казалось? Пол и в самом деле манил к себе…

«СТИВИ! — внутренне крикнула она. — ТЫ. ДОЛЖНА. ВЕРНУТЬСЯ. В СВОЕ. ТЕЛО».

— Хочу поздравить тебя с замечательной работой, проделанной в Эллингэмской школе, — продолжал Эдвард Кинг. — Ты обладаешь выдающимися способностями к расследованию преступлений.

Родители смотрели на нее с таким видом, будто ожидали, что она спляшет или вытащит пару марионеток и устроит кукольный спектакль. Но и тело, и голос по-прежнему отказывались принимать участие в происходящем.

«Ну хорошо, — сказала она себе, — несколько очков за то, что ты до сих пор не оказалась на полу. Но надо сделать ход. Ты можешь его сделать. Можешь что-то сказать. СДЕЛАЙ ХОТЬ ЧТО-ТО».

— Извините, — сказала мама.

— Пустяки, — Эдвард Кинг великодушным жестом развел руками, будто это был его дом, — в действительности, Стиви, ты немного напоминаешь мне меня самого в молодости, хотя это может тебе и не понравиться. Я отстаивал свои принципы, даже если другим это нравилось далеко не всегда. У тебя есть характер. Поэтому я пришел поговорить и спросить, нельзя ли… Я прошу всех вас меня выслушать. Я пришел попросить, чтобы Стиви вернулась в Эллингэмскую академию.

Пол в этот момент мог бы полностью исчезнуть, явив расположенный под ним облачный город.