Обвинение в убийстве - Грегг Гервиц Страница 49

Рейнер перебирал стопку бумаг, остальные сидели за столом, ожидая окончания обзора прессы. Роберт и Митчелл, скрестив ноги так, что у каждого кроссовка одной ноги лежала на колене другой, удобно устроились друг против друга. Их позы выражали скуку, у них появилось что-то общее с Аненберг. Аист слушал внимательно – Тим заметил, что когда он сосредотачивался, то начинал чаще моргать. Дюмон, неподвижный как статуя, внимал всему этому с молчаливым терпением.

Рейнер наконец добрался до последней страницы своего отчета:

– Запись казни ходит по Интернету, эту тему бурно обсуждают в огромном количестве чатов. Активистка движения за семейные ценности, которая сегодня после обеда была у Опры, выразила тревогу относительно того, какое влияние эта пленка оказала на детей.

– А теперь главная новость, – сказал Дюмон. – Я узнал из надежных источников, что Полицейский департамент Лос-Анджелеса нашел некоторое количество нервно-паралитического газа, подготовленного для распыления, в багажнике машины Лейна. В чемодане на пассажирском сиденье обнаружили схемы системы кондиционирования телестудии, на которых трубы маркированы в зависимости от легкости доступа. Вполне вероятно, что Лейн собирался оставить небольшой подарочек левому каналу, контролируемому правительством.

– Почему этой информации не дали широкую огласку?

– Потому что она показывает, какие бакланы работают в полиции Лос-Анджелеса. Еще одной трагедии удалось избежать только благодаря слепой удаче.

– И нам, – добавил Роберт.

Рейнер пригладил свои усы:

– Общественность ничего об этом не знает, но опросы в нашу пользу с подавляющим перевесом.

– Мы делали это не ради опросов, – сказал Тим, но Рейнер, казалось, его не слышал.

За последние два дня в трех утренних ток-шоу опросы телезрителей проводились на одну и ту же тему: было ли убийство Лейна желательным событием? Ответ «да» дали семьдесят шесть, семьдесят два и шестьдесят шесть процентов. Прохожие на улицах почти поровну разделились на тех, кто одобряет это событие, и тех, кто им возмущен. Абсолютное меньшинство негативно относится к таким вещам вне зависимости от того, кто оказался жертвой. А один вообще назвал все это «порнографией».

– Откуда ты это берешь? – спросил Митчелл. – Не заметил, чтобы ты смотрел телевизор двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.

– Мне два раза в сутки присылают отчеты СМИ.

Аненберг провела руками по бедрам, расправляя юбку. На ней была длинная полосатая мужская рубашка с хорошо накрахмаленными манжетами, что, как ни странно, делало ее еще более женственной, и свитер с широким горлом, завязанным под шеей петлей в ковбойском стиле.

– Студенты-выпускники. Рабочие лошадки. Их даже дрессировать не надо.

– Моя интуиция говорит, что пока еще никто не составил о нас определенного мнения, – сказал Рейнер. – Так что на этом этапе я бы хотел поднять вопрос, о котором, я уверен, все мы задумывались. Должны ли мы предать нашу позицию гласности?

– Конечно нет, – сказал Дюмон. – Слишком большой риск.

– Мы хотим получить от смерти Лейна больше, чем просто общественное признание. Может быть, объяснить, как мы пришли к такому решению, будет более эффективным.

– Я думаю, что не сделать этого – просто трусость, – кивнула Аненберг. – Ни одна ответственная структура, ни один орган, который я уважаю и которому доверяю, не совершает тайных казней. Это публичный акт. Я предлагаю издать что-то вроде коммюнике, в котором говорится, почему мы сочли его виновным: «Мы, граждане, которые взяли на себя следующие полномочия, приняли решение на основании следующих доказательств…»

– В этой стране мы не отдаем обвиняемого толпе, – запротестовал Дюмон. – Наши судьи и присяжные не просят общественной поддержки. Они выносят решения.

– Любой документ такого рода может нас выдать, – добавил Тим.

– Нет, – произнес Аист. – Нельзя делать заявление. Слишком большой риск.

– Безответственно оставить публику без объяснений, – возразил Рейнер. – Иначе это будет чем-то вроде суда Линча.

Дюмон сказал:

– В казни Лейна основными слагаемыми были сдержанность, точность и осторожность. Общественность сможет понять, что это казнь, а не самосуд.

Рейнер настаивал:

– Коммюнике все прояснит.

– Мы пытаемся заставить общественность вступить в полный смысла диалог. Как общество относится к преступникам, которые ускользают от возмездия из-за прорех в законодательстве? Нужно ли вносить поправки в эту систему? Была ли казнь Лейна попыткой установить справедливость?

– Да, – сказал Роберт.

Тим почувствовал знакомый импульс: услышав безапелляционное «да» Роберта, он тут же захотел сказать «нет».

– Мы и так это знаем. Любой, кто посмотрит запись, поймет. Мне этого достаточно, – вмешался Митчелл. – А те, кто не понимают сейчас, поймут после следующей казни. Мы не должны выдавать себя.

– На тебя наверняка будет большой спрос в ток-шоу, – сказал Дюмон Рейнеру. – И если захочешь, ты всегда сможешь повернуть беседу в нужное русло, никого не выдав. Но мы не будем себя раскрывать на этой стадии. Мы можем вернуться к этому вопросу позже.

Рейнер мотнул головой: он уступал.

До сих пор Тим считал, что главный здесь Рейнер, но сейчас ему стало очевидно, что всем заправляет Дюмон. Когда говорил Рейнер, остальные слушали; когда говорил Дюмон, все затыкались.

– Мы будем голосовать? – спросил Роберт. – Я пришел сюда не за тем, чтобы говорить о коммюнике и Опре, черт ее дери!

Дюмон махнул ладонью – жест одновременно успокаивающий и твердый. Роберт замолчал и ухмыльнулся брату, стараясь сохранить лицо. Рейнер открыл сейф и достал еще одну папку. Она со стуком упала на стол.

– Мик Доббинс.

– Маньяк Микки? – Роберт бросил взгляд на Аненберг. – Он из другой весовой категории – не так нашумел.

Дюмон держал перед собой папку как книгу псалмов:

– Сторож в детском саду «Венеция». Проходил обвиняемым по восьми эпизодам растления малолетних, в одном случае с убийством. До тех пор его любили и дети, и персонал. – Он передал Тиму отчеты детективов. – Индекс интеллекта шестьдесят шесть.

– А это автоматически исключает возможность смертной казни? – спросил Тим.

Аненберг покачала головой:

– Две независимые психиатрические экспертизы не смогли вынести заключение об отсталости в развитии. Полагаю, это не сводится только к уровню интеллекта, к уровню развития функций мозга и тому подобному.

Остальные бумаги поделили и пустили вокруг стола.

– Семь девочек в возрасте четырех-пяти лет заявили, что он занимался с ними развратными вещами, – сказал Дюмон.

– Как? – спросил Тим.