Дворец утопленницы - Кристин Мэнган Страница 49

Время шло, но дождь не заканчивался.

Фрэнки, заточенная в палаццо, наблюдала, как темнеет небо. Вода в канале подернулась металлическим глянцем – бензиновым, догадалась она, убедившись, что это не обман зрения. Мимо то и дело проплывали разношерстные предметы. Кресло, чемодан. Доски. Отрезы ткани. Каждый раз, завидев что-то вдали, Фрэнки на мгновение замирала с колотящимся сердцем – не Гилли ли это.

Вернувшись к бару, она прикончила остатки виски, принесенного девушкой накануне. Затем отыскала в глубине буфета початую бутылку джина, уже на три четверти опустевшую. Пила быстро, жадно, торопясь забыться. Зашла в ванную, отыскала пластырь, заклеила раны на руке – красные, вспухшие, расцарапанные болячки, от которых разбегались ручейки запекшейся крови.

К вечеру она осталась наедине со своими мыслями, с навязчивыми картинками в голове: Гилли в образе Офелии или волшебницы Шалот ^[41], мертвое тело Гилли, посиневшее, вспухшее от воды. Один раз Фрэнки попыталась выйти во двор, но, спустившись до середины лестницы, остановилась – вода прибывала, окружала. Уже, наверное, по шею. Трясясь от холода, то и дело спотыкаясь на ходу, она побрела назад; вода хватала за ноги, пальцы онемели, зубы стучали. В холле ее согнуло пополам и стошнило, желчь обожгла горло. Она уставилась на свои бледные руки, на пальцы, сморщенные от воды и соли.

Вернувшись в гостиную, она не находила себе места, не знала, куда себя деть. Схватила телефонную трубку, будто собираясь звонить кому-то, да только поговорить было не с кем. О таком никому не расскажешь. В ушах прошелестел шепот: ты одна. Фрэнки пыталась отмахнуться, заставить его замолчать, но он все звучал, размеренно и настойчиво, бился в голове назойливым ритмом. Гудка в трубке не было – она поняла это в ту же секунду, как услышала где-то вдали корабельную сирену.

И немедленно представила себе, что произойдет, если вызвать карабинеров, представила, какой они ее увидят – раскрасневшейся, с трясущимися, расцарапанными в кровь руками. Они все поймут не так, все переврут. Обвинят ее. Скажут, что она сделала это умышленно, убила девчонку. Наденут на нее наручники и бросят в камеру, из которой ей уже никогда не выбраться.

А можно просто никому не говорить.

Фрэнки опустила трубку обратно на рычаг. Сердце бешено колотилось, и она прижала влажную ладонь к груди, точно надеясь усмирить его усилием воли. К горлу снова подкатила тошнота, но на этот раз хватило времени добежать до туалета. Она решительным движением вытерла губы. Нет, нельзя никому говорить. Нужно дождаться, пока закончится дождь, и сразу уехать. Придумать бы только куда. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем найдут тело? Фрэнки мельком глянула в зеркало. Отражение ее неприятно удивило: волосы облепили лицо, под глазами темные впадины. Вид чудовищный. Впрочем, разве она не чудовище?

Да, обе цеплялись друг за друга, сражаясь, но толкнула она Гилли в последний момент или, наоборот, попыталась спасти? Фрэнки напрягала память, точно эта деталь просто-напросто забылась, но каждый раз, когда казалось, что ответ близко, что наконец получилось разобраться, где правда, а где вымысел, воспоминания перемешивались в голове, и она снова была уверена лишь в одном: что ни в чем по-настоящему не уверена.

Расцарапанные болячки на руке пульсировали. Фрэнки снова вывернуло, и на этот раз ей почудился запах каналов, будто ее тело исторгало саму Венецию.

Она поднялась на третий этаж, опасаясь, что вода, уже поглотившая двор, скоро доберется и до гостиной. Боялась она не столько утонуть, сколько застрять внизу, с Гилли. Из переговорной трубки у кровати доносились странные звуки, и сперва Фрэнки решила, что это всего лишь отголоски дождя или ветра, завывавшего у противоположного конца трубки, но вскоре заподозрила, что дело в другом. Безвыходно запертая в собственной спальне, наедине с собственными мыслями, она уверилась, будто что-то или, вернее, кто-то поджидает ее во дворе. И без конца хрипит, словно мучается одышкой или, хуже того, вовсе не может вдохнуть.

Поднявшись с кровати, она медленно приблизилась к трубке. Металл был обжигающе ледяным на ощупь. Прижимаясь к нему ухом, Фрэнки прислушалась, уверенная, что вот-вот различит мольбу о помощи. Затем повернулась и припала к раструбу ртом, ощущая на языке кровяной привкус меди.

– Гилли? – хрипло прошептала она, шевеля растрескавшимися губами. – Гилли, вы там?

Ровно мгновение стояла тишина, а затем из трубки раздался звук – свист, с нарастающим ужасом поняла Фрэнки, – и она отпрянула, оступилась, упала, лодыжку обожгло болью. Она выругалась и, не обращая внимания на протестующее сухожилие, снова подкралась к трубке. Недавние страх и смятение сменились чем-то новым – уверенностью, что во дворе ее действительно караулит некая сущность, неважно, облеченная плотью или бестелесная. Призрак. Эхо. Но точно не Гилли. Нет, Гилли исчезла навсегда, сгинула в мутной воде. Но что-то осталось. Напоминало о себе ранами на руке, царапинами от ногтей. Фрэнки вспомнила о моэке, которые становились мягкими в воде, и побледнела при мысли о том, что ледяные прикосновения лагуны размягчат тело Гилли, сделают одутловатым, пастозным.

Она спустилась в пиано нобиле. Отыскала в одном из кухонных шкафов полотенце, вернулась в спальню и заткнула раструб. Но все равно слышала хриплое дыхание – ветра ли, дождя ли, того ли, что взывало к ней с глубины. Закрыв руками уши, она завыла, заголосила так пронзительно, что вопль этот наверняка разнесся по всему стремительно уходящему под воду острову.