Взгляд Медузы - Торкиль Дамхауг Страница 48

Аксель поспешно поднимался по покосившейся лестнице. Желто-коричневая дорожка в центре была протерта до дыр, а ступеньки клонились на сторону, отчего у него возникло странное ощущение, будто он падает. Она прислала ему сообщение: «Необходимо поговорить». Ему тоже было необходимо с ней поговорить в последний раз.

Она открыла дверь и впустила его в квартиру. Остановилась в полутемной прихожей и посмотрела ему в глаза:

— Спасибо, что пришел.

Он купил по пути две бутылки вина. Когда он ставил пакет на пол, они звякнули.

— Я боюсь, Аксель.

Он притянул ее к себе и засомневался в том, что сможет сказать ей то, зачем пришел.

— Как бы я хотела, чтобы ты мог остаться у меня и больше никогда не уходил!

— Чего ты боишься? — пробормотал он ей на ухо.

— Анита пропала.

— Анита?

— Это она живет в квартире подо мной.

— У которой дочь отдали в приемную семью?

Мириам кивнула:

— Когда я вчера вернулась домой, дверь к ней была распахнута настежь, телевизор был включен, свет везде горел. Я сразу поняла, что что-то неладно. Я позвонила в полицию. Они уже приезжали.

Она взяла его за руку, потянула за собой в гостиную.

— Вчера вечером она собиралась забрать Викторию, но у приемных родителей дочери она так и не появилась.

— А не могла она уехать куда-нибудь?

— Не предупредив? Когда Виктории наконец позволили у нее переночевать? Для Аниты ничего на свете нет важнее. Она так радовалась!

Аксель не стал говорить, о чем он подумал. О том, что когда бывшая наркоманка внезапно куда-то пропадает…

— Я знаю, что с ней приключилось что-то плохое. После всего, что произошло раньше…

Мириам села на диван, закуталась в плед.

— Ты думаешь о тех двух убитых женщинах, — сказал Аксель. — О том, что пишут в газетах, о рекомендациях не выходить из дому с наступлением сумерек.

Она закусила губу:

— Мне кажется, что все это имеет отношение ко мне.

— Так нам всегда кажется, когда нам страшно, — успокоил он ее. — Нет в городе человека, который бы безучастно к этому относился.

— Тут еще другое…

Мириам протянула к нему руку. Он склонился над ней.

— Я хочу, чтобы ты лег рядом со мной, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты меня обнял крепко-крепко.

Лежать на ее диване, в этой крохотной квартирке… И это чувство, что не нужно ничего говорить, что она в тишине пристроилась у него под боком. «Мне нравится тот человек, каким я становлюсь рядом с ней, — подумал он. — Тот, каков я вместе с ней, мне нравится больше, чем все иные ипостаси Акселя Гленне. И вот теперь я должен отказаться от этого. Должен ли?»

Он отправил сообщение о том, что не придет домой. Без каких-либо объяснений. Он не желал опять сочинять какое-нибудь вранье.

Было уже половина восьмого. Одну бутылку они почти опустошили. Бия пыталась дозвониться до него, но он отключил звук. Она прислала сообщение: «Что происходит, Аксель?» Этот вопрос принес ему облегчение. Теперь ему хочешь не хочешь придется с ней объясниться. «Завтра расскажу», — ответил он.

— Твой отец был героем войны, — вдруг сказала Мириам.

Аксель разлил по бокалам остатки вина. Он не удивился тому, что она знала о его отце.

— Настоящий норвежский герой войны, — подтвердил он. — У нас же есть даже такое понятие — «парни из леса». Ему пришлось целую зиму прятаться в маленькой избушке, одному как перст, в сотнях километров от человеческого жилья.

— Я много слышала о войне в Норвегии, — сказала она. — С тех пор как я приехала сюда, я от многих слышала, что Германия была побеждена благодаря отважным норвежцам. Я даже побывала в такой избушке, о которой ты рассказываешь, глубоко-глубоко в лесу. В потайном подвале у них был оперативный центр. Дедушка хозяина избушки был тем, кого потом называли… как это… проводником?

— Правильно.

— Он помогал людям переправляться в Швецию. В конце концов его схватили и отправили в концентрационный лагерь.

Аксель откупорил вторую бутылку.

— Это было смертельно опасное занятие, — кивнул он. — Когда мы были маленькими, отец нам начертил целую сеть таких избушек и маршрутов пересечения границы. По карте он всеми этими путями прошел вместе с нами. Он много рассказывал о том случае, когда он чудом спасся от гестапо. Мы каждый раз страшно переживали. Даже Бреде сидел не шевелясь и слушал. А как его звали, ты сказала, того дедушку, который был проводником?

— Этого я не помню, Аксель. Не могу же я всего помнить, что-то приходится и забывать.

Ему показалось, что она как-то исподволь пытается разговорить его, что ей хочется, чтобы он еще порасспрашивал ее о том, что же это приходится забывать, хочется посвятить его в истории, которые связаны с ее прошлым, завести его в них как в лабиринт. Под конец будет невозможно выбраться оттуда.

Он спросил:

— А ты умеешь забывать?

Ее брови взметнулись кверху и дрогнули пару раз. Она не ответила.

— Если бы я попросил тебя об этом, смогла бы ты забыть то, что у нас с тобой было?

Она прильнула к нему:

— Ты говоришь так, будто все это уже в прошлом.

Он близко подошел к тому, что собирался сказать, но смалодушничал. Ухватился за другую мысль, вроде бы пустяковую:

— Ты забыла конверт в кабинете, который мы отвели тебе для работы в клинике.