Метроленд - Дмитрий Сафонов Страница 48

– Что? – спросил толстяк.

Гарин промолчал.

– Старайтесь не частить. Прыгать с интервалами.

– Почему?

Константинов покрутил головой. Весь его вид говорил: «Ну как такой взрослый и толстый человек не может понимать элементарных вещей?!»

– Потому что там вода. И если кто-то начнет тонуть, то он будет хвататься за другого и обязательно утянет его на дно. А два трупа – это хуже, чем один. Кто-нибудь со мной не согласен?

Гарин посмотрел на Михаила. Даже в полумраке было видно, как он побледнел. «Он же не умеет плавать», – вспомнил Гарин.

Он подошел к толстяку и взял его за руку.

– Ты… только не бойся. Там неглубоко. Ты, главное, держись поближе к стене. Цепляйся за эти чертовы кабели, и все будет в порядке.

Толстяк трясся, как в лихорадке. Его пухлые губы дрожали, как у ребенка, который вот-вот собирается заплакать.

– Ну! Миша! – Гарин крепко сжал его плечо.

Михаил мелко закивал, словно больной паркинсонизмом.

– Ничего-ничего… Я не буду ни за кого хвататься. Правда… Правда, док! Ты мне веришь?

Толстяк вдруг схватил его за руку и сжал так сильно, что Гарин поморщился.

– Конечно, – сказал он. – Главное – не бояться. Все будет хорошо…

– Конечно, не бояться, – как заведенный, твердил Михаил. – Не бояться… Там темно, и там вода… Но бояться не надо. Разве это страшно? Там всего лишь темно. И всюду вода…

Михаил все-таки не выдержал – он стал всхлипывать. Но тут вмешался Константинов.

– Хватит разводить сопли! Ты – здоровый мужик! Мы с ним, – он кивнул на Гарина, – поплывем вместе. Потому что у нас… – он осекся, помолчал немного, потом продолжил: – На руках девочка. Нам нужно думать о ней. А тебе, – он с силой хлопнул толстяка по плечу, и это подействовало: всхлипывания прекратились, – достаточно просто позаботиться о своей заднице. Спасать самого себя. Ощетинься! Возьми себя в руки!

Толстяк собрался. В глазах его появилась злость.

– Да, – сказал он. – Я понимаю. Все будет в порядке. За меня можете не беспокоиться.

– Ну вот и хорошо! – одобрительно отозвался Константинов.

Михаил выпрямился, расправил плечи и стал еще больше. Теперь он выглядел просто огромным. От него исходило грубое и почти осязаемое ощущение физической мощи.

Но Гарина не покидало беспокойное чувство, что с толстяком все же что-то не так. Тревога в душе нарастала с каждой секундой. Казалось, они все неуклонно приближались к чему-то неотвратимому.

Андрей запретил себе об этом думать. «Главное – Ксюша!»

Странно, но даже посторонний мужчина со сломанной ногой понимал это лучше, чем он. Отец.

Гарин почувствовал беспричинную и немного запоздалую досаду оттого, что, беспокоясь о толстяке, совершал предательство по отношению к дочери.

«Хватит!» – решил он и посмотрел за спину Михаилу.

Там, в середине вагона, появились две фигуры. Те самые, с собачкой.

Галина изо всех сил махала свободной рукой, поторапливая их.

Фигуры подошли ближе, и Гарин увидел, что это совсем молодые люди. Парень и девушка.

Парень ростом почти с него, а девушка – хрупкая крошка. На плече у нее висела здоровенная дерматиновая папка, а в руках она держала собаку.

– Ну что? Все в сборе? – спросил мужчина со сломанной ногой.

Его голос звучал зловеще. Этот человек все меньше и меньше нравился Гарину, хотя он говорил правильные вещи, но вместе с тем…

«Отложим разбор полетов на потом. Ладно, Гарин?»

Он подошел к дочери и взял ее на руки.

Мужчина со сломанной ногой задержал на нем взгляд. Потом кивнул и уверенно сказал:

– Я – первый!

Константинов подошел к дверному проему. Его бил озноб. Ступня поврежденной ноги превратилась в кусок льда, от которого холод распространялся по всему телу.

Он все говорил: «Поплывем, поплывем…» А что значит «поплывем»? Здесь должно быть не так уж и глубоко. Дно тоннеля совсем близко. Вопрос в другом: можно ли плыть в мелкой горной речке или правильнее будет назвать это «попыткой удержаться на ногах»?

Константинов постарался представить себе то, что ему предстоит. Так. Допустим, он выпрыгнет в тоннель. Что там, под ногами? Точнее, под ногой, потому что наступить он сможет только на левую?

Там рельсы. Неровность. Значит, следует больше полагаться на руки. Держаться ими за край двери.

Он примет на себя натиск бегущей воды и станет тормозить Гарина. Ведь Гарин не сможет ни за что держаться – его руки будут заняты Ксюшей. Затем, когда Гарин обнимет ее покрепче…

Константинов понял, что его раздумья выглядят как нерешительность. Он сел на пол и свесил ноги в тоннель.

Он сразу ощутил на себе силу потока. Его чуть не перевернуло. Константинов едва успел раскинуть руки и удержать равновесие.

– Светите мне! – от внезапного холода горло сдавило, и поэтому крик вышел хриплым.

Гарин опустил Ксюшу, выхватил из Галочкиных рук факел и стал рядом. Константинов покачал головой.

– Да нет же. Не ты. Ты – следующий!

Гарин передал факел молодому человеку, который только что подошел, а сам взял Константинова за шиворот.

– Я подстрахую, – сказал он.

– Ладно.

Константинов оттолкнулся ладонями от пола и ухнул в холодную воду. Теперь его ощущения были совсем другими. Жизнь преподносила сюрприз за сюрпризом.

Вода оказалась… как бы это сказать? Не совсем водой. Водой она была только сверху, а внизу напоминала вязкую сметану.

Она не обтекала – она обвивала ноги.

– Черт! – воскликнул Константинов.

– Что? – испугался Гарин и потянул его назад, в вагон.

– Да оставь ты меня! Слезай! Только будь осторожен! Здесь невозможно устоять!

Константинов обеими руками ухватился за створку двери. Он почувствовал, как тело его постепенно принимает горизонтальное положение, параллельно полу.

– Ну же!

Гарин закивал и тоже сел на пол.

Несмотря на предупреждение Константинова, он все же оказался не готов к такой силе потока, и поэтому невольно повторил нелепую пантомиму с раскинутыми руками.

– Прыгай! – стуча зубами, сказал Константинов.

И Гарин прыгнул.

Вязкая вода толкнула его прямо на Константинова.

– А-х-х-х! – Гарин задохнулся от внезапно охватившего холода.

Он попытался ухватиться за нижний край дверного проема, но пальцы скользили и срывались. Течение несло его прочь от вагона, и в голове промелькнула страшная мысль: «Что, если меня унесет совсем? С кем тогда будет Ксюша? Найдется ли кто-нибудь еще, для кого ее жизнь будет важнее, чем собственная?»