Убийство в Вене - Дэниел Сильва Страница 46

Буэнос-Айрес – Рим – Вена

Консоль сложного электронного оборудования была германского производства. Микрофоны и передатчики, упрятанные в квартире объекта, были высочайшего качества – разработанные и сконструированные западногерманской разведкой в разгар «холодной войны», чтобы следить за действиями противников на Востоке. Оператор, сидевший на этом оборудовании, был урожденным аргентинцем, хотя предки его и происходили из австрийской деревни Браунауам-Инн. То, что это была та же деревня, где родился Адольф Гитлер, придавало ему вес среди товарищей. Когда еврей приостановился в холле многоквартирного дома, человек, следивший за ним, сфотографировал его с помощью телефотолинз. А через минуту, когда девица на мотоцикле отъехала от тротуара, он сфотографировал и ее, хотя снимок представлял мало ценности, поскольку лицо ее скрывал черный шлем. Он потратил несколько минут, прокручивая разговор, состоявшийся в квартире объекта, затем, удовлетворенный результатом, взялся за телефонную трубку. Номер, который он набрал, находился в Вене. Раздавшаяся немецкая речь с венским акцентом была музыкой для его ушей.

В семинарии «Санта-Мария-дель-Анима» в Риме послушник быстро прошел по коридору второго этажа общежития и остановился возле двери в комнату, где поселился гость из Вены. Он помедлил, затем постучал и стал ждать разрешения войти. Сноп света упал на могучую фигуру, лежавшую на узкой койке. Глаза его блестели в темноте, как черные лужицы нефти.

– Вам звонят. – Юноша произнес это, не глядя на гостя. Все в семинарии слышали про инцидент, произошедший у ворот накануне вечером. – Вы можете подойти к телефону в кабинете ректора.

Мужчина сел и одним движением сбросил ноги на пол. Налитые мускулы заиграли под белой кожей на его плечах и на спине. Он на секунду притронулся к забинтованному плечу, затем натянул свитер.

Семинарист повел гостя вниз по каменной лестнице, затем через маленький дворик. Кабинет ректора был пуст. Лишь на письменном столе горел свет. Телефонная трубка лежала на пресс-папье. Гость взял ее. А юноша тихонько выскользнул из комнаты.

– Мы нашли его, как обещали.

– Где?

Тот, кто звонил из Вены, сказал ему.

– Он выезжает утром в Барилоче, и вы будете ждать его, когда он туда приедет.

Часовщик взглянул на свои часы и подсчитал разницу во времени.

– Как же это возможно? Самолет из Рима вылетает туда только после полудня.

– Вообще-то говоря, самолет летит туда через несколько минут.

– Что вы имеете в виду?

– Как быстро вы можете добраться до «Фиумичино»?

Демонстранты ждали у отеля «Империаль», когда колонна из трех машин привезла людей на собрание сторонников партии. Петер Метцлер, сидевший на заднем сиденье лимузина «мерседес», выглянул в окошко. Его предупреждали, но он ожидал увидеть обычную жалкую кучку людей, а не банду мародеров численностью с бригаду, вооруженных плакатами и портативными мегафонами. Собственно, это было неизбежно – близились выборы; ореол недосягаемости создавался вокруг кандидата. Австрийские левые были в полной панике, как и их сторонники в Нью-Йорке и Иерусалиме.

У Дитера Граффа, сидевшего напротив Метцлера на откидном сиденье, вид был взволнованный. А почему он не должен быть таким? Двадцать лет Графф трудился, чтобы превратить Австрийский национальный фронт из умирающего союза бывших офицеров СС и неофашистских мечтателей в сплоченную и современную консервативную политическую силу. Почти единолично он перестроил идеологию партии и перекрасил ее образ. Его тщательно составленные обращения постепенно привлекли к нему тех австрийских избирателей, которые разочаровались в удобном разделе власти между народной партией и социал-демократами. Теперь, имея своим кандидатом Метцлера, партия стояла на пороге получения величайшего приза австрийской политики – поста канцлера. И сейчас, за три недели до выборов, Графф меньше всего хотел свалочной стычки с кучей идиотов-леваков и евреев.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Дитер, – сказал Метцлер. – Ты думаешь, что следует поосторожничать: избежать встречи с этой толпой, воспользовавшись черным ходом.

– Такая мысль приходила мне в голову. Мы опережаем наших соперников на три пункта и твердо держим такое соотношение. Я бы предпочел не терять двух пунктов из-за мерзкой сцены у «Империаля», если этого можно избежать.

– Воспользовавшись задней дверью?

Графф кивнул. Метцлер указал на телеоператоров и фотографов.

– А знаешь, какие завтра будут заголовки в «Ди Прессе»? «Метцлер отступает перед протестующими гражданами Вены!» Они скажут, что я трус, Дитер, а я совсем не трус.

– Никто никогда не винил тебя в трусости, Петер. Вопрос в том, насколько это своевременно.

– Мы слишком долго пользовались задней дверью. – Метцлер подтянул галстук и расправил воротник рубашки. – А кроме того, канцлеры не пользуются задней дверью. Мы войдем через главную дверь с высоко поднятой головой и вздернутым для схватки подбородком или не войдем в это здание вообще.

– Ты стал настоящим оратором, Петер.

– У меня был хороший учитель. – Метцлер улыбнулся и положил руку на плечо Граффа. – Но, боюсь, слишком долгая кампания начала сказываться на его инстинктах.

– Почему ты так говоришь?