Белый ниндзя - Гейл Линдс Страница 46

Скоро их взгляды опускались с неба на прибрежный песок, на который буруны прибоя накатывались с грохотом, отступали — и набрасывались с новой силой.

Вот из этой соленой пены и появлялись таинственные горбатые существа, которых ждали мальчики. Существа отделялись от волны, частично всасывающейся в песок, а частично возвращающейся в море. Со-Пенг смотрел во все глаза на эти существа, пришедшие из глубины веков, шептал им что-то на древнем ведийском языке, таком древнем, что эти существа, конечно, должны понимать его.

Заползая подальше в песок, существа замирали. Скоро к ударам и шипению прибоя и к жужжанию насекомых прибавлялся еще один характерный звук — звук разрываемого песка.

Со-Пенг и Цзяо Сиа ждали, затаив дыхание. Был конец мая, и из моря выходили гигантские черепахи. Мальчики приходили сюда тайком, потому что это место строго охранялось законом, который местные люди называли мусульманским словом «харам», хотя запрет приходить сюда в период кладки яиц был скорее гражданским постановлением властей, чем религиозным правилом. Если бы мальчиков здесь поймали, их бы надолго засадили в тюрьму, и даже вмешательство матери Со-Пенга не помогло бы.

И, вот уже вся отмель заполнена черепахами. Со-Пенг и Цзяо Сиа, переглянувшись, выползают из своего укрытия. Мальчики физически очень разные. Со-Пенг гораздо выше приземистого малайца, и его мужественная осанка еще больше бросается в глаза, когда они рядом. Но их объединяет отвага и ненасытное любопытство. Они прирожденные естествоиспытатели, которых влечет к себе все необычное и удивительное.

Извиваясь на животе, мальчики подползают к черепахам. Цзяо Сиа прикасается к панцирю первой попавшейся, и Со-Пенг как зачарованный наблюдает, как она не спеша втягивает внутрь голову и ноги. Теперь ей не страшен самый свирепый хищник. Мальчики переворачивают черепаху, забирают ее яйца.

Вернувшись под укрытие зарослей папоротника и пальмовых ветвей, они осторожно надбивают яйца, с чмоканием и довольным сопением лакомятся запретным деликатесом.

Потом, когда Со-Пенгу было лет 11, его семья переехала в Сингапур. Он часто вспоминал друга детства, думая, как сложилась дальнейшая судьба Цзяо Сиа и суждено ли им когда-нибудь вновь посидеть в тиши залива, наблюдая запретное зрелище.

Принимая во внимание вольные нравы Сингапура, можно только удивляться, что Со-Пенг не ввязался во что-нибудь противозаконное. И еще более удивительно, что свое истинное призвание он открыл благодаря двум зверским убийствам.

Это произошло в самый разгар лета, такого жаркого, что даже старожилы удивлялись. Солнце нещадно палило с небес, и даже в прибрежной полосе, где обычно было более прохладно, дышать было нечем. Океан застыл в душном мареве, в воздухе ни ветерка. Вращающиеся у потолка лопасти огромных вентиляторов не приносили ни малейшего облегчения. И вот тогда-то и случилось это: двое купцов были убиты с промежутком в десять дней.

Убийства сильно взволновали местную общественность, вообще-то привычную к делам такого рода. Британские власти заявили, что это дело рук контрабандистов, выясняющих между собой отношения. Поскольку убийства произошли четвертого и четырнадцатого числа, а число четыре у китайцев, считается «числом смерти», пошел слух, что здесь, по-видимому, какая-то кровная месть. Малайцы тоже склонялись к версии кровной мести, поскольку обе жертвы, мусульмане, были найдены с засунутыми в рот кусками свинины, а свинина для людей их веры — «харам». Но и они были убеждены, что убийцы, конечно же, европейцы: никакой мусульманин, а тем более буддист, не станет так кощунствовать. У Лианг, матери Со-Пенга, была совершенно другая версия. Она видела странные восьмиконечные звезды, которые полицая извлекла из горла у обоих жертв, к вот однажды за ужином Лианг высказала предположение, что убийцей является тандзян.

Тандзян, сообщила она, не исповедует никакой религии, не поклоняется никакому богу и поэтому может кощунствовать, сколько ему заблагорассудится. Эти люди живут но их собственным законам, придерживаются морали, значительно отличающейся от морали человеческого общества.

Мрак их души напоминает ночь, в которой обитает всяческое зло.

Этот разговор она затеяла, конечно, с одной целью — припугнуть детей. В своей воспитательной программе она часто использовала сугубо мужскую методику запугивания. Да и вообще в характере ее сильно сказывалось мужское («янь», как говорят китайцы) начало. Кроме того, она была вынуждена осуществлять функции и отца, и матери, поскольку для ее мужа дети представляли интерес только как неизбежные продукты сексуального акта, до которого он был большим охотником.

Когда Со-Пенг спросил ее, зачем она рассказывает эти страсти, мать ответила: — Чтобы побольше учились и поменьше шатались по городу.

— Так, значит, ты все наврала про тандзянов?

— Нет, это не ложь, — ответила она. — Но и не правда.

Со-Пенг задумался, потом спросил: — Это что, загадка?

Лианг лишь улыбнулась ему: — Ты у меня совсем взрослый. — В улыбке ее сквозила материнская гордость.

Оставшись один на кухне, Со-Пенг беспокойно ходил туда-сюда, обдумывая то, что ему сказала мать. Они жили в большом доме, расположенном в престижной части города, поскольку отец, по настоянию Лианг, вложил два года назад значительную сумму в новую кампанию по импорту черного перца, раттана, кокосовых орехов с Борнео, — и предприятие приносило хорошие доходы.

Скоро тишина в доме стала невыносимой. Снаружи раздавались ребячьи голоса, которые постепенно становились все более раздраженными. Со-Пенг вышел на улицу, решив посмотреть, в чем дело.

Двое его младших братьев и несколько их приятелей стояли друг против друга, как две неприятельские армии. Между ними находился поскуливающий щенок. Хвостик его был зажат между йог, которые непрерывно дрожали.

Один из братьев Со-Пенга держал несчастное животное за шиворот и, не обращая внимания на его протестующий визг, тянул к себе, а один из чужих мальчиков не отдавал.

— Это наша собака! — кричал братишка Со-Пенга.

— Нет, наша! — возражал его противник. На его широком лице отражалось неподдельное негодование.

— Мы первые нашли ее, — встрял другой брат Со-Пенга. — Она наша.

— Но вы нашли ее у нашего дома, — не сдавался широколицый, распаляясь все больше и больше. — Она наша. Вы ее у нас украли!

— Вы над ней издевались! — крикнул братишка Со-Пенга, поднимая собачку на руки и указывая на ссадины на ее боках. — Вот, смотрите, что у нее здесь! Самих бы вас так избить!

— Только попробуйте! Мы вам покажем! — завопили другие мальчики.

Видя, что сейчас неминуемо начнется рукопашный бой, Со-Пенг решил вмешаться. Другим этот инцидент мог бы показаться обычным, но он увидел в нем семена, которые петом прорастут бедой. Желание утвердить свое право обладать чем-то, используя силу кулаков, вырастает даже среди таких вот невинных дацанов, как многоголовая гидра на полянке, где раскачиваются на ветру головки маков. Движение человеческого духа в сумрак ночи уже началось.