Похититель душ - Энн Бенсон Страница 44

– Ваше преосвященство! – вскричала я, услышав его последние слова. – Это очень серьезное обвинение, вы же говорите о святотатстве.

– Да, – совершенно спокойно подтвердил он.

– Неужели вы опустились до того, чтобы верить… сплетням.

– У меня нет причин считать это сплетнями. То, что я сказал, отвратительная правда. Надежный свидетель сообщил мне, что Жиль де Ре поклоняется темным силам. И я начинаю верить, что он не солгал.

Лицо у него смягчилось, и на нем появилось сочувственное выражение, потому что он знал, какое впечатление произведут на меня его слова.

– Я кое-кого поспрашивал в Машекуле, очень осторожно, стараясь не привлекать ненужного внимания, – проговорил он. – В деревне живет большинство дневных слуг, некоторые совсем рядом с замком. От этих людей не укрываются никакие секреты – их жизнь так тяжела и однообразна, что они с радостью наблюдают за теми, кому служат. Так вот, ходит множество самых разных разговоров. Множество. Говорят, что милорд никуда не отпускает от себя итальянца Прелати и что они вместе занимаются черной магией.

Я перекрестилась в попытке защитить себя от столь невероятных вещей.

– Но… это же запрещено.

– Все, что запрещено, делается тайно, Жильметта. Запретные вещи становятся таковыми, потому что они слишком соблазнительны для слабых духом, а еще потому, что несут разрушение невинным душам. Мы таким способом пытаемся защитить тех, кто не в силах сам о себе позаботиться. Лорд де Ре держит при себе этого шамана Прелати с тех самых пор, как его привез к нам Эсташ Бланше.

Значит, он изучал деятельность милорда и ничего мне не говорил. И хотя это его право – и даже обязанность, – мне стало обидно, что он скрыл от меня свой интерес к Жилю де Ре. Но все равно, должна признаться, я совсем не хотела слушать то, что он мне собирался рассказать. Я закрыла глаза, забыв почему-то, что за слух отвечают уши. Видимо, рассчитывала, что, если не буду его видеть, слова чудесным образом окажутся ложью.

– Сам Бланше почти никогда не покидает милорда, – продолжал он. – Но не потому, что тот к нему привязан, скорее Жиль де Ре боится, что тот сбежит и расскажет о нем правду кому-нибудь из его врагов. Я даже слышал разговоры о содомии, – тихо добавил он.

– Хватит! – выкрикнула я. – Вы… вы же всегда ненавидели сплетни, как вы можете говорить такие вещи, особенно мне?

– Вам лучше многих других известно, как трепетно я отношусь к правде, – мягко проговорил он. – Я бы никогда не стал делать подобных заявлений, если бы не был уверен в их истинности. Я проводил свое расследование очень осторожно и узнал много неприятного.

Я больше не могла сдерживаться, и по моим щекам потекли слезы. Свободной рукой Жан ле Малеструа нежно смахнул их и прошептал:

– Жильметта, пожалуйста, не нужно плакать.

Я его не послушалась.

– Прошу вас, – повторил он и приподнял рукой мой подбородок. – Откройте глаза. Вы должны взглянуть на правду. Я вам все это рассказываю, потому что вы любите его как сына. Услышать подобное от чужого человека было бы для вас ужасно. Я знаю, вы уже потеряли сына и не хотите потерять другого. Он пошел по дурной дороге, Жильметта. Он не достоин быть вашим сыном. И не достоин ваших слез.

– Вы не понимаете… вы не можете…

– Вы правы, – стараясь меня успокоить, согласился он. – Я не могу. Я не понимаю, как такое отвратительное чудовище может заслуживать вашей любви. Когда вы хотели заняться расследованием, я пытался вас отговорить, чтобы защитить от новой боли. – Он вздохнул и отпустил руку. – Вы сильная и целеустремленная женщина, сестра. Эти ваши качества меня восхищают. Вы часто вдохновляете меня быть таким же, когда я не нахожу в себе собственных сил. Когда я чувствую себя опустошенным и мне кажется, что я больше не могу выполнять свои обязанности, я вспоминаю, как страшно вы страдали, но продолжаете столько отдавать другим людям. Вы хотели помочь тем, кто потерял сыновей, и не могли знать, куда вас это заведет…

Разумеется, он ошибался; в глубине души я с самого начала все понимала. Но более глубокое значение этого знания привело меня в окутанное мраком место, куда я не могла и не хотела идти.

Жан де Малеструа неверно истолковал боль, исказившую мои черты, и попытался меня утешить.

– Мне очень жаль, – с сочувствием сказал он. – Мне так жаль.

Я взяла его за руку.

– Я знаю. И ваши слова – утешение для моего измученного сердца. Пообещайте, что и дальше вы позволите мне оставаться рядом с вами и будете рассказывать обо всем, что происходит.

– Может так случиться, что это не будет предназначено для женских ушей – я еще многого вам не рассказал.

– На свете осталось мало такого, что может меня потрясти.

– Жильметта, не просите меня об этом, – тихо проговорил он.

– Я имею право.

Наконец он согласился.