Слава богу, не убили - Алексей Евдокимов Страница 43

А Радика-то сдавать было зачем?..

И что это была за инстанция?..

А ты уверен вообще, что тебе это надо знать?..

На хрена?!

На хрена тебе эти московские варки? Понятно же, на каком уровне тут все решается. ГСУ сказало, что в гаражной яме был Калимуллин, так и написали. На хрена тебе знать, что на самом деле там сгорел Амаров? На хрена тебе знать, кто его там сжег? Тебя об этом спрашивают? Ни фига. С тебя требуют обвиняемого по трупу на Старозаводской. Сказано, что этот труп Амаров — пусть будет Амаров. Нужен Денисычу нормальный, единственный, без „националистической подоплеки“ обвиняемый? Нате вам обвиняемого!..»

Она не могла: пить минералку с газом и любой сок, кроме свежевыжатого, есть блюда, посыпанные любой солью, кроме морской, — а также хотя бы чуть пере- или недосоленные, приправленные майонезом и кетчупом, а еще летать на самолетах, ходить по мостам, сидеть спиной по ходу движения, спускаться в метро, вообще пользоваться общественным транспортом (даже думать об этом!), смотреть на насекомых, паукообразных, многоножек, земноводных, пресмыкающихся, иглокожих и кишечнополостных, червей гладких, ленточных и кольчатых, на мелких грызунов и крупных собак, переносить жару, холод и тяжести, ездить в лифтах, подниматься по лестницам более двух пролетов, находиться в одном помещении с практически любым домашним животным, вдыхать табачный дым, слышать громкие звуки, ориентироваться в городах… В общем, если бы Лене Гурвичу когда-нибудь пришло в голову (что, впрочем, было абсолютно исключено) каталогизировать все недуги и неврозы нынешней своей жены, наглядно ему продемонстрированные, то хронических болезней у Юли пришлось бы диагностировать штук пять, аллергий — с полдюжины, а фобий — не меньше десятка.

Интересно при этом, что о Юлиной уязвимости, слабости, женственной беспомощности и близко не догадывался никто, кроме ее мужа, некоторых любовников и совсем уж мусорных мужниных приятелей, которых она стеснялась не больше, чем владелица гуппи-самца, раздевающаяся в виду аквариума; прочие же знакомые, контрагенты, начальники и подчиненные имели дело с почти бесполым носителем бетонной самоуверенности, ледяного самообладания, стальной хватки и калькуляторной дотошности, неизменно высчитывающим свою прибыль до двенадцатого знака после запятой. Знакомая сюсюкающему Лёне трогательная женина пугливость, милая леность и бытовая непрактичность поразительным образом не препятствовали ее же стремительной инициативности, неумолимому напору и терпеливой въедливости во всем, что было связано с утверждением своего статуса и выгрызанием бабла. В таких делах она не мешкала и не ленилась — вот и на стрелку с Региной пошла готовно, хотя и не представляла пока, чем конкретно таковая может быть ей полезна.

Регина была знакомой не близкой, но такой, которой не пренебрегают. Дама под полтинник: длинная, сохлая, мосластая, далеко распространяющая приторный запах тропического древесного паразита, с гримом на лице, всегда внушавшим Юле безотчетное опасение, что при неосторожном мимическом Регинином движении увесистый шмат его рухнет, подняв пыль, обнажив дранку или кирпич. Гендиректорша лайфстайл-фирмы, берущей за обслуживание от двадцати пяти тысяч евро в год. Фирмочка, понятно, была из тех, о которых просто так ни в жисть не проведаешь (и уж тем паче нигде никогда не увидишь рекламы): знание о ней передовалось внутри закрытого клуба посвященных на правах одного из признаков посвящения.

Вот и для Регининого мироощущения центральным (в той или иной форме обязательно доносимый до любого собеседника) был тезис о том, что она не только обслуживает випов, а сама к ним принадлежит: «Я знаю, что им нужно, потому что — ты понимаешь — я же сама хожу во все эти рестораны, езжу на эти курорты, пользуюсь всеми теми же сервисами…» Юля не удивилась бы, узнав, что у самой Регины есть персональный лайфстайл-менеджер. Дабы никто не усомнился, что она «в материале» по самую крашеную макушку, Регина бесперечь рассказывала о радостях сладкой жизни — со смесью дотошности и небрежности, не забывая подчеркнуть скучную доступность общепризнанного шика: «Ну что?.. ну, пакет на „Оскар“: нормальный сьют в пяти звездах, по красной дорожке пройти, автерпати… — Она пренебрежительно дергала костлявым плечом, чуть кривя узкий глянцевый рот. — Полторы сотни долларов на двоих…» (Под «долларами», разумеется, имелись в виду тысячи долларов.)

С Юлей у нее обнаружилась общая любовь походя, впроброс, со снисходительной (покровительственной даже) улыбочкой заочно поиздеваться над очередным знакомым, остро наслаждаясь собственным умом и цинизмом («Я умная и сука», — хвалилась Регина). Точно так же в посторонних компаниях они размазывали по стенке друг друга.

Познакомились девушки на кинематографической почве, когда один из Регининых гранд-випов решил побаловать двенадцатилетнюю дочь актерской звездностью и Юля, в своей кинокомпании человек не последний, пробила той роль в статусном проекте, сноровисто разведя папашу-угольщика на миллионные спонсорские вливания, мигом распиленные почти без остатка. Дочка оказалась тупей и бездарней, чем кусок угля марки «тощий штыб», над проектом хихикали даже невзыскательные отечественные критики, но пиару было много, так что никто не ушел обиженным; а Юля с Региной с тех пор поддерживали контакт, изредка садясь в дорогой кофейне или в новом ресторане Деллоса брезгливо констатировать убожество здешней кухни и бестолковость официантов. Регина приносила неоценимую практическую пользу своими знакомствами и некоторое эстетическое удовольствие умением выговорить с невоспроизводимым прононосом «la Haute Horlogerie» или «le Bateau Gourmand».

Сейчас Юля по телефонным Регининым интонациям, несмотря на всю их небрежность, легко определила, что у той есть какая-то практическая нужда — хотя первый вопрос собеседницы (после того, как опустили всех, кого хотели, попиарили себя друг перед другом, обсудили и высмеяли слухи о надвигающемся кризисе) оказался для нее совершенно неожиданным:

— Юленька, — спросила Регина, поворачивая хрящеватую кисть с чашечкой так, чтобы свет люстры попал в брюлики от Cartier, — скажи, ты не знакома с таким Балдаевым?

Та посмотрела недоуменно. Не сразу сообразила:

— А, Кирюша этот… — поморщилась. — Ну, есть такой клоун, Леню откуда-то знает… Полное чучело… — гадливо фыркнула: — Достал нереально…

Регина подняла нарисованную бровь. Юля утомленно отмахнулась:

— Да его на мне переклинило. Набивается к нам с Леней, когда мы вдвоем — вроде с Ленькой поговорить, а сам на меня пялится, как на чемодан уе, идиот сексуально озабоченный…

Регина оттянула угол тонких губ (она помнила, что презрительные рассказы о бессчетных самцах, постоянно, настырно и неловко катящих к ней яйца, были любимым Юлиным жанром) и поинтересовалась со всем доступным легкомыслием:

— Зая, у тебя есть его телефончик?

— Нет, но я могу достать… — хмыкнула, дернула плечиком (при этом глянув быстро, но внимательно): — Зачем тебе этот лишенец?..

Та отмахнулась: дескать, оказался, представляешь, старым знакомым одного клиента, того вдруг пробило на сентиментальность, но он не хочет, чтобы приличные знакомые знали, так что очень просит не афишировать. Однако Юля, у которой на денежные дела чутье было иррациональное, но безошибочное, понимала, что Регина врет, что чуханистый Кирюша непонятным образом оказался втянут в серьезные варки серьезных людей, и заранее полна была решимости получить от своей невольной информированности любые возможные бонусы. Означенная решимость, видимо, слишком явно сквозанула то ли в интонации Юлиной, то ли в выражении лица — так что Регина снова подумала, что с этой хитрожопой крыской вряд ли стоило в данном случае связываться.