Город Сумрак - Лолита Пий Страница 42

Зал отдыха медперсонала выходил на коридор смерти.

Зеркало без амальгамы выходило в коридор, по которому желающие отправлялись в блок Е. Сид маялся. Мысль о самоистязании, которому он себя подверг, отпустив Блу, беспрестанно свербила в каком-то особенно чувствительном месте, о наличии которого он до той поры не знал, и периодически резким и неожиданным разрядом пробивала уверенность, что он ее больше не увидит. Он повернулся к окну, надеясь отвлечься — не важно на что. Через несколько минут он услышал, как хлопнула дверь тамбура. Он прижался носом к стеклу, чтобы схватить последние мгновенья человека. Тому было где-то пятьдесят. Ничто в лице или манерах не говорило о болезни или депрессии. Мужчина был тщательно одет. Он двигался скованно, шажками, без конца поправлял галстук и одергивал пиджак, как будто шел наниматься на работу, где в счет — каждая деталь.

Он остановился перед прозрачным зеркалом и тяжело вздохнул.

Сид с жадностью ловил этот взгляд человека, считавшего себя в одиночестве. Он прочел в нем полное смирение души, дошедшей до края. Человек выпрямился и продолжил путь к блоку, прямой и несгибаемый, как истина, и звук его шагов стучал в черепе у Сида еще долго после того, как тот исчез за дверью. И Сид понял, к чему все эти навязчивые мысли, все картинки, что никак не оставят его в покое, что бы он ни делал, и смерть Глюка, и трупы, сожженные на пустыре, картинки достаточно жесткие и мерзкие, чтобы стать вехами, последними его ориентирами в этом мире.

— Да, Смита били. Связали и били. Кожа на запястьях стерта и повреждена. Можно поручиться, что часть последней в своей жизни ночи он провел на земле в тесных наручниках. Подтверждаю, что имплант вырезали, и сделано это было погано. Думаю, он вырезал его сам. Но дело не в том. Лаборанты взяли с десяток образцов крови, которой был залит номер. На снимках он выглядел как бойня в конце рабочего дня. Слишком много красного. Я сделал анализы крови и получил чудовищный вывод. Кровь группы 0+, а у вашего друга была АВ-. Это редкая группа, а «они», я думаю, торопились. Да, смерть Глюка разыграли как спектакль. Он был мертвее мертвого, когда его привезли в отель. «Они» разукрасили номер, но перестарались с ложными уликами. Кто эти люди и зачем «они» это сделали? Понятия не имею, но если он — ваш приятель, вы вправе задуматься. Поскольку мне посчастливилось делать вскрытие, я могу вам кое-что рассказать. При подготовке тела мой ассистент потерял сознание. Тогда я сам вставил Смиту в рот ретракторы и полез смотреть. Язык состоял из двух кусков, я достал их рукой. Края раны неровные, в зазубринах, с отчетливо видимыми следами зубов в местах прокуса. Чарльз Смит действительно откусил себе язык, и никто ему не помог. Токсикологический анализ крови не показал ни алкоголя, ни наркотиков. Я не знаю, как убеждают человека сделать с собой такое. Оружием и побоями такого не добьешься. Пуля стала бы для него благодатью. Побои — меньшим из зол. Только нерушимая воля поставить точку могла оправдать этот невыносимый поступок, потому что нестерпимое показалось ему терпимее, чем продолжение жизни.

Когда они доехали до «Пандемонии», хор сирен предупредил абонентов о наступлении комендантского часа. Мейер сказал Сиду, что о нем беспокоиться не стоит. У него есть пропуск на езду в ночное время. Сид ушел, на прощание взглянув на лежащие на руле руки доктора Смерть. Он шел к башне F неторопливо, как выходят из тупика. Расследование буксует. Пытка легче, чем сама жизнь. Город в агонии. Блу потеряна окончательно.

Остановив машину у сквера, Мейер провожал его тем же мрачным взглядом, каким смотрел в баре панотеля на его располосованное запястье. Сид вошел в башню F, почти уверенный в том, что добрый доктор нажмет кнопку «Д» — донос, как только завернет за угол Абсолют-авеню. Он услышал, как машина тронулась с места, мотор взревел и стих вдали. Он пожал плечами. В холле пахло вощеной мебелью и дезертирством. Он прикинул, а не рухнуть ли на пол, чтобы прижаться горящим лбом к мрамору и лежать, пока Нелегалка не заберет. Только погоня держала его на плаву, а теперь у бега не было ни смысла, ни даже задачи спасти свою шкуру — что там спасать. Как во сне раздался голос консьержа. Он звал его по имени. Сид подошел и принял из рук человека, существования которого никогда не замечал, большой конверт, запечатанный желтым сургучом.

— Посыльный вас не дождался, хотел проскочить до комендантского часа.

Сид посмотрел на конверт. Она написала его имя большими шаткими буквами. Ее имя было написано на обороте старательным детским почерком, проткнувшим бумагу в конце слова.

Сид услышал визг тормозов, хлопанье дверей, бег кованых ботинок по саду. Он поспешно разорвал конверт. Там было два билета до Экзита на поезд 12:45, оба неиспользованные, и книга без обложки.