Монреальский синдром - Франк Тилье Страница 41

Трудно поверить, что в самом центре столицы, на самой торговой ее улице люди живут в халупках меньше пяти квадратных метров! Нищета тут царит не на земле, не под землей — в метро, как в Париже, тут она разместилась на крышах. Нахед показала пальцем на человека, расположившегося в самой глубине террасы:

— Во-о-он он. — И к новоприбывшим сразу же обратились подозрительные взгляды.

Нахед и комиссар прошли мимо растянувшихся на матрасах мужчин с налитыми кровью глазами: одни разогревали опиум, скатывали из него шарики и клали их под язык, другие курили с помощью стареньких кальянов табак маассель, смешанный с анашой, — мимо играющих в домино или зубрящих уроки детей, мимо стряпающих женщин… Наконец они добрались до Атефа Абд эль-Ааля, сидящего на плетеном стуле лицом к улице. Тот, кого они искали, оказался сорокапятилетним мужчиной с напомаженными, зачесанными назад волосами, одетым в костюм хорошего покроя и обутым в начищенные до блеска ботинки. Чашка с дымящимся чаем стояла на белокаменных перилах. Увидев подошедших к нему людей, Атеф не привстал, даже головы не наклонил, только бросил пару слов, которых Шарко не понял. Переводчица, обрисовывая ситуацию, разразилась в ответ длинной тирадой по-арабски: сказала, что с ней пришел комиссар французской полиции и он хочет задать несколько вопросов о Махмуде и о деле, которое тот расследовал, потому что это старое дело имеет кое-что общее с тем, которым комиссар занимается сейчас.

Атеф аккуратно сложил газету, положил ее на колени, оглядел Нахед с головы до ног и принялся медленно перебирать пальцами янтарные четки. Переводчице снова пришлось взять на себя посреднические функции:

— Он больше не хочет разговоров о брате.

— Скажите ему, что вплоть до последнего дня Махмуд расследовал дело об убийстве, которое произошло за четыре месяца до его смерти. Тогда убили трех девушек. Спросите его, знает ли он об этом хоть что-нибудь.

Атеф помолчал, потом опять произнес несколько слов.

— Он хочет видеть ваше служебное удостоверение.

Шарко достал карточку, протянул Атефу, тот внимательно ее изучил, поводил пальцем по косой полоске цветов французского флага, вернул и только тогда заговорил снова.

— Он говорит, что его брат был очень скрытным и никогда не рассказывал о своих расследованиях. Именно поэтому он и не подозревал, что Махмуд был связан с экстремистскими кругами.

Шарко побродил взглядом по городским огням. Воздух наконец очистился, и египтяне вновь возвращались к своим улицам, к своим корням, вновь обретали покой своих мечетей и церквей.

— Приносил ли домой Махмуд с работы какие-нибудь бумаги, связанные со следствием? Вы жили рядом, видели ли вы, чтобы он работал в своей квартире?

— Он говорит, что нет.

— Знаете ли вы Хасана Нуреддина? Он к вам уже приходил?

— Пока нет… То, как Атеф отвечает, свидетельствует, мне кажется, о полной его неосведомленности.

Полицейский аналитик вынул из кармана фотографию одной из жертв и показал ее египтянину. Нахед, поняв, что Шарко, пока она ходила за водой для него, стащил-таки снимок в комиссариате, бросила на парижанина гневный взгляд.

— А это? — буркнул француз. — Об этом вы тоже ничего не знаете? Только не говорите, что брат никогда не показывал вам лица этой девушки!

Атеф, поджав губы, отвел свои медовые глаза, встал и толкнул комиссара в грудь.

— Izhab mine houna! Izhab mine houna! Sawf attacilou bil chourta!

Он пристально посмотрел на переводчицу, потом выхватил мобильник и показал ей. Некоторые обитатели террасы стали поглядывать в их сторону.

— Атеф приказывает нам уйти, говорит, что в противном случае вызовет полицию. Может, правда уйдем, из него же все равно ничего не вытянешь?

Комиссар колебался, ему не хотелось сдаваться. Бурная реакция араба доказывала: вполне возможно, ему есть что скрывать. Атеф подошел к Шарко и снова, так же сильно, толкнул его в грудь.

— Izhab mine houna!

Шарко очень захотелось заехать парню кулаком в морду, но окружавшие их мужчины поднялись и стали приближаться, запахло опасностью. Кабилы — тонкокостные, с тонкими нервными лицами… Толпа гудела все громче. Повернувшись к потенциальным агрессорам, Шарко вдруг почувствовал, как лезут в задний карман его брюк. На мгновение оглянулся, встретился глазами с Атефом — и понял: тот что-то положил ему в карман, но не хочет, чтобы другие об этом знали.

Француз взял Нахед за руку:

— Пойдемте отсюда.

Они с трудом протискивались сквозь толпу, их толкали локтями, плечами, их буравили взглядами — пустые стеклянные глаза без зрачков, глаза наркоманов… Отовсюду раздавалось: тссс, тссс…

Они побежали вниз по лестнице, и тут Нахед наконец взорвалась:

— Вам не следовало красть этот снимок! Сколько еще фотографий вы унесли?

— Несколько.

— Будьте уверены, что Нуреддин это заметит и сообщит в посольство. Чем вы только думали?

— Ладно, идите, идите.

Нахед спускалась впереди него. Шарко порылся в кармане, нашел бумажку, на ходу развернул — это оказался клочок газеты, на котором было написано по-французски:

Бар «Каир» в квартале Тьюфикьех, через час. Позаботьтесь о том, чтобы никто вас не видел, и имейте в виду: она вас пасет.

Шарко мгновенно спрятал записку и окинул переводчицу полным сожаления взглядом. Преодолевая ступеньки, Нахед чуть покачивалась и выглядела в своем тоненьком платье просто чудесно. Но при этом его предавала! Когда они вышли на улицу и двинулись вдоль домов, молодая женщина сбросила платок на плечи, снова открыв лицо. Шарко осмотрел ее с ног до головы.

— Любопытно, очень любопытно. Без платка у вас совершенно другой облик. Таинственное, туманное создание внезапно приобрело черты современной женщины. Сколько же у вас личин, а, Нахед?

— Одна-единственная, комиссар…

Ему показалось, что женщина слегка покраснела. Поискала слова, спросила:

— А дальше что будем делать?

Теперь Шарко лучше различал ее маневры. После записки Атефа все вроде бы прояснилось: и то, почему Нахед, несмотря на грозящие ей неприятности с непосредственным начальником, решила ему помочь, и то, каким образом так быстро раздобыла координаты Махмуда Абд эль-Ааля, информацию о нем… За Шарко следили, его обвели вокруг пальца! Ладно, пока он сделает вид, что все в порядке, а потом найдет время ее расспросить.

— Лично я, пожалуй, вернусь в гостиницу, приму душ и лягу спать. День у меня — с момента, как проснулся утром во Франции, — получился чересчур длинный.

— Но вы ведь даже не ужинали! Приглашаю вас в чудесный ресторанчик на берегу Нила. Там подают великолепную рыбу и швейцарские вина. Не французские.

Понятно: ей хочется удержать его при себе как можно дольше. Он вдруг подумал, что она врала ему, переводя там, на террасе, а может, даже и в комиссариате. Нахед, как и Хасан Нуреддин, контролирует территорию, что поделаешь — здесь он совершенно бессилен. Но кто за всем этим стоит? Полиция? Посольство? Какое осиное гнездо он разворошил?