Умереть снова - Тесс Герритсен Страница 4

– Они служат первым сигналом тревоги.

– Прошлой ночью, когда в лагерь приходил леопард, я их не слышала.

– Я слышал. – Он подается вперед, подкидывает еще несколько веток в огонь. – Вероятно, мы услышим их снова.

– Вы думаете, тут бродят другие леопарды?

– На сей раз гиены. – Он указывает в темноту за кругом света от костра. – Они сейчас наблюдают за нами, их с полдюжины.

– Что?

Я вглядываюсь в темноту и только теперь замечаю сверкающие глаза, направленные на нас.

– Они терпеливые. Ждут, не достанутся ли им объедки. Прогуляйтесь в ту сторону – и от вас останутся одни кости. – Он пожимает плечами. – Поэтому меня и нанимают.

– Чтобы мы не достались кому-то на обед.

– Мне бы не платили, если бы я терял чересчур много клиентов.

– Слишком много – это сколько?

– Вы были бы всего лишь третьей.

– Это шутка, верно?

Он улыбается. Хотя он ровесник Ричарда, годы, прожитые под африканским солнцем, оставили у его глаз морщинки. Он успокоительно кладет ладонь на мою руку, и я вздрагиваю – ведь он не из тех людей, что без нужды прикасаются к другим.

– Да, это шутка. Я не потерял пока ни одного клиента.

– Мне трудно понять, когда вы говорите серьезно, а когда шутите.

– Вы почувствуете, когда я буду говорить серьезно. – Он поворачивается к Кларенсу, который только что сказал ему что-то на тсонга. – Ужин готов.

Я скашиваю взгляд на Ричарда – видел ли он, что Джонни говорил со мной, что положил свою руку на мою? Но нет, Ричард поглощен Вивиан, я для него как будто исчезла.

– Этим писатели и должны заниматься, – предсказуемо говорит Ричард, когда мы лежим в нашей палатке той ночью. – Я всего лишь завоевываю новых читателей. – Мы разговариваем шепотом, потому что ткань тонкая, а палатки стоят одна подле другой. – И потом, у меня к ним немного покровительственное отношение. Они тут одни, две девушки в буше. Довольно смело, когда тебе всего двадцать с небольшим, правда? За это они достойны восхищения.

– Эллиот явно ими восхищается, – замечаю я.

– Эллиот будет восхищаться всем, что имеет две Х-хромосомы ^[6].

– Так что они тут не совсем одни. Он отправился в это путешествие, чтобы составить им компанию.

– Они, наверное, от него уже с ума сходят. Ошивается все время рядом, смотрит на них преданными глазами.

– Эти девицы сами пригласили его. Так Эллиот говорит.

– Пригласили из жалости. Он завязал с ними знакомство в каком-то ночном клубе, узнал, что они собираются на сафари. Наверное, они сказали ему: «Слушайте, вам тоже хорошо бы подумать о путешествии в буш!» Я уверен, у них и в мыслях не было, что он за ними увяжется.

– Почему ты всегда стараешься унизить его? Он кажется довольно милым. И очень много знает о птицах.

Ричард фыркает:

– Это всегда так привлекательно в мужчине.

– Что с тобой? Откуда такое дурное настроение?

– То же самое я могу сказать и тебе. Я всего лишь разговариваю с молодой девушкой, а ты уже выходишь из себя. Девчонки, по крайней мере, умеют хорошо проводить время. Им здесь все нравится.

– Я и в самом деле пытаюсь наслаждаться жизнью. Просто я не думала, что здесь будут такие суровые условия. Я ожидала…

– Махровые одеяла и шоколадки на подушке.

– Но тем не менее я ведь здесь, разве не так?

– И каждый день я слышу от тебя одни жалобы. Я мечтал об этом сафари, Милли. Не надо мне портить впечатление от него.

Мы уже перешли на повышенные тона, и другие нас наверняка слышат, если еще не уснули. Я знаю, что Джонни не спит, потому что у него первое дежурство. Я представляю себе, как он сидит у костра и прислушивается к нашим голосам, к растущему напряжению в них. Конечно же, он в курсе нашей ссоры. Джонни Постьюмус из тех людей, мимо которых ничто не проходит, поэтому-то он и остается на своем месте, где человеческая жизнь зависит от того, насколько чуткое у тебя ухо, уловит ли оно звон колокольчика. Какими бесполезными, пустыми людишками мы, вероятно, ему кажемся. Сколько он видел распавшихся браков, сколько заносчивых людей было унижено Африкой? Буш – это не просто пункт назначения для отпускников. Это место, где ты узнаешь, что ты за букашка.

– Извини, – шепчу я и нахожу руку Ричарда. – Не хочу портить тебе сафари.

Он не отвечает на пожатие. Его рука в моей словно мертвая.

– Ты все время портишь мне настроение. Я знаю, это путешествие не отвечает твоим представлениям об отпуске, но прошу тебя, бога ради, хватит этого постного выражения на лице. Посмотри, как радуются жизни Сильвия и Вивиан! Даже миссис Мацунага не показывает вида, что ей не все по вкусу.

– Может, это из-за противомалярийных таблеток, что я принимаю, – пытаюсь оправдаться я. – Доктор сказал, они способствуют депрессии. Он говорил, что некоторые даже с ума от них сходят.

– Меня вот мефлохин ничуть не беспокоит. Девушки его тоже принимают, и заметь, всегда веселы.

Опять девушки. Вечно он сравнивает меня с этими девушками, которые на девять лет моложе меня, на девять лет стройнее и свежее. Если женщина четыре года делит с мужчиной одну квартиру, пользуется одним с ним туалетом, то как она все еще может казаться свежей?

– Мне нужно перестать принимать таблетки, – говорю я ему.

– И что, заболеть малярией? Очень умно!

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? Ричард, скажи, чего ты хочешь?

– Я не знаю.

Он вздыхает и отворачивается от меня. Его спина как холодный бетон, стена, за которой спрятано его сердце, и мне теперь до него не дотянуться. Через несколько секунд он говорит тихим голосом:

– Не знаю, куда мы движемся, Милли.

Но я знаю, куда движется Ричард. Он удаляется от меня. Вот уже несколько месяцев он удаляется от меня. Потихоньку, постепенно. Правда, до сего дня я отказывалась замечать это. Списывала на счет того, что мы оба слишком заняты в последнее время. Он продирался через редактуру своего «Блэк-джека». Я с трудом пыталась закончить годовой переучет в магазине. Наши отношения наладятся, когда минует этот трудный этап. Я все время убеждала себя в этом.

За стенками нашей палатки ночь живет звуками дельты. Наш лагерь находится близ реки, где мы недавно видели бегемотов. Кажется, я слышу их сейчас вместе с кваканьем, криками и хрюканьем бесчисленных других животных.

Но в нашей палатке царит только тишина.

Вот, значит, куда уезжает умирать любовь. В палатку, в африканский буш. Находись мы сейчас в Лондоне, я бы поднялась, оделась и отправилась к подружке за бренди и сочувствием. Но тут я в палатке, словно в ловушке, в окружении тварей, жаждущих меня сожрать. От одного лишь ощущения закрытого пространства мне отчаянно хочется выбраться наружу и с криком броситься в ночь. Вероятно, противомалярийные таблетки разрушают мой мозг. Я хочу, чтобы дело было в таблетках, потому что тогда я тут ни при чем и надежда остается. Нет, я правда должна перестать их принимать.