Магия кошмара - Питер Страуб Страница 4

* * *

Я работала воспитательницей в трех штатах. Моя репутация безупречна. Я всегда увольнялась исключительно по собственному желанию. Когда с моими подопечными или их родителями происходили трагедии, я неизменно выражала соболезнования, отправлялась в составе групп добровольцев на поиск тел, присутствовала на похоронах и т.д. и т.п. Почти каждый воспитатель или учитель так или иначе знаком с этими прискорбными обязанностями.

* * *

Снаружи был весь мир, по крайней мере все наше имение. Было из чего выбирать. Две строчки Эдны Винсент Милли исключительно точно отражают мое состояние в тот момент:

Весь мир вокруг, со всех сторон,

Но ведь не шире сердца он.

* * *

Я хорошо помню великолепного Дейва Гэроуэя, цитирующего эти прекрасные слова в своей воскресной передаче, и я всегда читаю эти стихи в каждой новой группе. Что ж, им надо с чего-то начинать. А еще в течение года бывают моменты, когда у детей есть шанс узнать, что природа никогда не дает возможности расслабиться и отдохнуть. Каждое животное хочет есть.

Повернувшись спиной к полям с пасущимися коровами и овцами, не обращая внимания на холмы вдалеке, кишащие койотами, дикими кошками и горными львами, я шла величавой поступью вдоль ровных рядов фруктовых деревьев, яблоневые и персиковые лепестки прилипали к моим босым ногам, я выходила на простор зеленого луга, где рос орешник. Если луг был недавно скошен, длинные зеленые стебли толщиной с гусеницу цеплялись и повисали на моих ногах, как гирлянды. Я часто вытягивалась на свежескошенной траве во весь рост и каталась из стороны в сторону. И вот я добиралась до вершины холма, туда, где кончался луг, к месту назначения. Передо мной лежала дорога в неизвестные города, где я надеялась однажды найти свою судьбу. Надо мной склонялся орешник.

* * *

Я всегда знала, что могу спастись, заглянув в свой собственный разум.

* * *

Я стояла над дорогой на вершине холма с поднятыми вверх руками. Когда я заглядывала в собственный разум, то видела два определенных и необходимых состояния: одно — состояние белой линии, другое — состояние женщин-ангелов, похожих на горлиц.

Белая линия существовала в тихой радости уединения, не касаясь ни неба, ни луга, как бы в подвешенном состоянии между ними. Белая линия была тишиной, уединением, классицизмом. Это состояние — полдела при достижении свободы искусства, и оно называется «Задумчивый тростник».

Ангелы и горлицы существовали в исступленном восторге силы, энергии и ярости. Они были абсолютной чистотой и абсолютным мраком, удовлетворением и его служанкой, местью. Ангелы и горлицы струились из моего тела и с кончиков пальцев взлетали в небо, а когда возвращались, приносили золотые и серебряные платья, бриллиантовые кольца и изумрудные диадемы.

* * *

Я видела, как притворщицы отрезают собственные пальцы на ногах, отпиливают себе пятки и надевают туфли, скользкие от крови. Притворщицы пытались улыбаться, они старались держаться ровно. Они вели себя, как дети перед рассерженным учителем в состоянии праведного гнева. Девочки, которые вели себя, как притворщицы, никогда не понимали, что все необходимое нужно извлекать из собственных мозгов. Не понимая такой простой веши, они шли, пошатываясь, неуверенной походкой, делая вид, что не покалечены, что кровь не льется рекой из их туфель; девочки возвращались в свои ненастоящие дома к своим выдуманным принцам. Невыразимое счастье сопровождало весь этот процесс.

* * *

Затем в течение суток ребенок исчезал.

Пропавшая девочка лежит глубоко в золе и пепле, ее руки и ноги искалечены, лицо изуродовано огнем. Она участвовала в большом приключении. А теперь она слилась с природой.

Вечером я вижу красивых, обезумевших от горя, но все еще не потерявших надежду родителей в передачах местного телевидения. Арнольд и Кати (он, красивый, как принц, она, прекрасная, как одна из притворщиц) все еще не понимают, что случилось; они прожили жизнь в абсолютном неведении — они считают, что в мире нет ничего важней надежды. Они думают, что люди, которым за это платят, сделают все, чтобы удовлетворить их нужду.

Пропала маленькая девочка. Теперь ее фотография каждый день появляется на первой странице нашей доблестной местной газетки, лицо сияет абсолютным невежеством рядом с колонками текста, описывающими неожиданное исчезновение девочки после уроков в воскресной школе при епископской церкви Святой Марии, все усиливающиеся страхи потерявших покой родителей, безграничное очарование самой девочки, исследование дна двух ближайших озер, медленное и тщательное прочесывание лесов, полей, ферм и хозяйственных построек, шок особо состоятельных и высокопоставленных родственников, включая крестных родителей.

Пропала исключительная маленькая девочка. Совершенно особое сочетание белокурых волос разных оттенков и голубых глаз цвета летнего неба, которое видно сквозь пелену перистых облаков. Очаровательная пухлая верхняя губа и маленькое пятнышко с левой стороны у рта, похожее на след от грязного ластика на бумаге, комбинация неподдельной скромности и высокомерия, которому суждено было вскоре затмить другие, более привлекательные черты. Больше этого не увидит никто: ни родители, ни друзья, ни учителя, ни случайные люди, которые, однажды проходя мимо, отдали дань прелести малышки.

Пропавшая девочка была ребенком своего времени. Она не интересовала нашу местную газету, никто не обращал на нее внимания в воскресной школе. Милашку больше всего на свете волновали куклы Барби, особенно Барби Малибу, она до фанатизма была влюблена в Маленького Пони и обожала яблочный пирог, ей очень хотелось, чтобы вместо занятий в садике показывали мультфильм про семейку Симпсонов; очень рано ей начал нравиться музыкальный телевизионный канал, особенно когда показывали клипы «Крис-Кросс» и «Бойз Ту Мен». Однажды видели, как ее держал за руки первоклассник Джеймс Хэлливэл. А еще один раз перед тихим часом она повернулась к толстой и непопулярной девочке с садистскими замашками по имени Дебора Монк и прошипела: «Дэбби, ты жуткая подлиза».

Пропала девочка достаточно ограниченных способностей. Она никак не могла научиться завязывать шнурки на своих дорогущих, но каких-то странных тупоносых кроссовках первого размера, шнурки постоянно развязывались. Когда девочка расчесывала свои разноцветные белокурые волосы пятерней, то все время пропускала колтун в двух дюймах от левого уха. Способности у нее были ниже среднего, и читала крошка плохо. Если ее имя написать большими буквами, она узнает его с самовлюбленным ликованием, при этом все другие слова, пожалуй, кроме "и" и "а", были для нее древним санскритом. Она никак не могла разобраться в наборе непонятных крючков и палочек. Малышка знала алфавит наизусть и быстро проговаривала его, но ответить на вопрос, что идет сначала — "О" или "С", не могла. Сомневаюсь, что девочка смогла бы освоить в школе деление в столбик.

В ее широких, подернутых дымкой глазах то и дело проскальзывала тень неописуемого смятения. В ребенке с более тонко настроенным восприятием это могло бы означать неожиданно нахлынувшее ощущение смертельной опасности, может быть, даже предчувствие гибели. В ее случае, как мне кажется, это выражение было вызвано переходом из мира бессознательного (Барби и Маленький Пони) в мир более социализированный («Крис-Кросс»). Способность к самоанализу смогла бы развиться гораздо позже, после неоднократного переживания таких впечатлений, от которых родители старательно пытались дочь оградить.