Седьмая жертва - Алан Джекобсон Страница 4

– Не двигайся, или я прострелю тебе башку! – выкрикнула Карен чуточку громче, чем намеревалась. В крови у нее уже бурлил адреналин. И еще она хотела, чтобы до этого урода дошло, что шутить она не намерена. Перепуганные клиенты Сберегательного банка содружества Вирджинии первыми сообразили, что она имеет в виду. Те, что еще стояли, со стуком, как кегли, попадали на пол.

– Брось свою долбаную пушку! – завизжал парень. – Брось сейчас же!

Карен мысленно засмеялась. А ведь именно это я сама собиралась крикнуть ему. Когда преступник переступил с ноги на ногу, по-прежнему локтем одной руки держа заложницу за шею, в памяти Карен вдруг всплыл образ Алвина, уличного бандита, которого она арестовала шестнадцать лет назад, еще в бытность свою офицером полиции Управления Нью-Йорка. Малый, который топтался сейчас перед нею, не был Алвином – тот все еще отбывал срок в тюрьме на Райкерз-Айленд, – тем не менее ей почему-то показалось, что они похожи, как братья-близнецы.

– Я положу свой револьвер на пол только одновременно с тобой, приятель, – сообщила Карен этому уроду. – Иначе у нас ничего не получится.

– Это я здесь главный, а не ты, сука! Это я сейчас выстрелю и разнесу ей башку, понятно?

Нет, надо же! Мне попался придурок, которому хочется пострелять.

Минуло шесть лет с тех пор, как она работала полевым агентом, и вот уже одиннадцатый год она, как щитом, прикрывалась значком детектива. И хотя она по-прежнему полагалась на свои инстинкты, навыки поведения в экстремальных ситуациях основательно притупились. Да и физическая подготовка оставляла желать лучшего. Это ведь не совсем то, что каждое утро, отправляясь на работу, надевать брюки. Чтобы успешно разрешать ситуации с захватом заложников, нужна обширная практика, когда в обстоятельствах крайнего порядка, при жесточайшем дефиците времени действуешь на автомате, не думая и не рассуждая. И при этом не ошибаешься. В отделе и так частенько подшучивали над Карен, говоря, что выражение «не думая» вполне органично подходит к стилю ее работы.

– Поскольку ты отказываешься сообщить свое имя, я буду звать тебя Алвин, – сказала она. – Не возражаешь, Алвин?

– Да мне плевать, мать твою, как ты будешь меня звать! Брось свою чертову пушку! – заверещал парень и опять переступил с ноги на ногу. Глаза его испуганно бегали по комнате, слева направо и справа налево, не задерживаясь нигде более чем на секунду. Такое впечатление, что он следил за партией в настольный теннис.

Заложница Алвина, перезрелая блондинка тридцати с чем-то лет, палец которой украшало увесистое обручальное кольцо с внушительным камнем, заскулила, давясь слезами. Глаза ее норовили выскочить из орбит, но причиной тому были отнюдь не наркотики. Ее терзал страх, жуткий и всепоглощающий. Она вдруг сообразила, что, несмотря на присутствие агента ФБР, Карен может и не вытащить ее из этой передряги живой.

К тому же следовало признать, сказала себе Карен, что до сих пор ситуация развивалась из рук вон плохо. Она уже успела нарушить все разработанные для подобных случаев правила поведения, словно какой-нибудь зеленый новичок в первый день работы на новом месте. Ей следовало крикнуть: «Не двигайся, урод! ФБР!» – и он бы тут же наложил в штаны и бросил свою пушку, сдаваясь представителю органов правопорядка. И теперешний кошмар закончился бы не начавшись. По крайней мере именно так показывали в старых фильмах, которые она смотрела по телевизору в детстве.

Но реальность оказалась совсем иной. Во всяком случае в том, что касалось лично ее, Карен Вейл. Потому что двойнику Алвина, который стоял сейчас перед ней, все происходящее представлялось безумной и классной выходкой, кайфом и сном, в котором он может сделать все, что угодно, и ему за это ничего не будет.

И это беспокоило Карен больше всего.

Она по-прежнему крепко сжимала «Глок» обеими руками, целясь Алвину в переносицу. Он был всего в каких-нибудь двадцати футах, но женщина, которую он обнимал, точнее душил, одной рукой, оказалась прижатой к нему слишком тесно, чтобы Вейн отважилась выстрелить.

Еще одно нарушенное правило заключалось в том, что она должна была разговаривать с Алвином спокойно, не повышая голоса, чтобы не провоцировать его на агрессивные действия. Впрочем, данное правило, как и другие, излагалось в «Руководстве по проведению следственных и оперативных действий», которое в Бюро именовалось коротко и неблагозвучно – ПСОД. А Карен, вдобавок, еще и считала, что сей трактат отличается изрядной близорукостью, чтобы не сказать ограниченностью. Например, сейчас она была твердо уверена в одном: яйцеголовый умник, накропавший ПСОД, никогда не сталкивался с одурманенным преступником, который пританцовывает перед тобой, угрожая револьвером тридцать восьмого калибра.

Вот так они и стояли напротив друг друга. Алвин подергивался и приплясывал, и его движения очень походили на замедленную пляску Святого Витта, в которой, помимо него самого, участвовала еще и заложница. А Карен, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, упражнялась в стойке, которую кто-то нарек мексиканской. Интересно, можно ли назвать подобное выражение политкорректным? Она не знала, да ее и не интересовали подобные тонкости. Снаружи не располагались бойцы взвода поддержки, и снайпер не целился через стекла банковской витрины в лоб Алвину, наведя на него крошечную красную точку лазерного прицела и ожидая команды открыть огонь. Она всего лишь зашла в банк, чтобы положить деньги на счет, – и пожалуйста!

Карен сделала вид, что напряженно вглядывается через левое плечо Алвина, а потом быстро перевела взгляд на его лицо, как будто увидела кого то у него за спиной и как будто этот «кто-то» подкрадывается к нему сзади, чтобы огреть по голове. Она увидела, как грабитель прищурился, заметив ее мгновенный взгляд. Но он не клюнул на эту наживку, и его выпученные глаза по-прежнему испуганно прыгали то вправо, то влево от нее. Пожалуй, самое время переходить к более решительным действиям.

Карен снова слегка повернула голову и посмотрела налево, после чего, вспомнив детские годы и постановки в школьном драмкружке, крикнула ясным и звонким командным голосом:

– Нет, не стреляй!

На этот раз уловка сработала. Алвин дернулся и бросил взгляд через левое плечо, одновременно нагибая голову заложницы вниз и в сторону. Карен выстрелила и не промахнулась. Пуля угодила придурку прямо в висок. Он еще падал на пол, медленно сгибаясь пополам, а она уже спрашивала себя: «А стоило ли стрелять на поражение?»

Собственно, она сказала себе и кое-что еще. А именно то, что должна сдвинуться с места и пинком отшвырнуть куда-нибудь подальше револьвер, выпавший из его руки. И сейчас ее меньше всего занимал вопрос о том, правильно ли она поступила, застрелив подонка. В ФБР существовала Служба внутренних расследований, СВР, вот пусть она и разбирается, имела Карен право стрелять на поражение или нет. А в том, что СВР разберется, сомнений не было. Заложница, пусть измученная и бьющаяся в истерике, осталась жива. И в данный момент все остальное не имело значения.

Отшвырнув подальше револьвер Алвина, Карен наклонилась, чтобы лучше разглядеть его лицо. С этого расстояния и под таким углом он ничуть не походил на Алвина. Впрочем, может быть, это несходство объяснялось неестественно вытаращенными остекленевшими глазами, какие бывают у загнанного оленя, ослепленного прожектором охотников, или аккуратной раной на виске, из которой медленно сочилась кровь. Трудно сказать.