Чистая работа - Линда Ла Плант Страница 4

В конце концов Ленгтон окреп настолько, что его отправили в реабилитационный центр для полицейских. Глиб-хаус, или «Дом сельского пастора», располагался вдалеке от населенных пунктов, его адрес лондонская полиция держала в секрете. Обстановка там была строгая, но все-таки очень комфортная. В центре имелись хорошо оборудованный тренажерный зал, водолечебница, медицинские кабинеты, бар, ресторан, и это всего лишь для ста сорока пациентов. В прошлом году здесь прошли реабилитацию почти три тысячи человек. Большинство из них имели ранения, поэтому врачи и медсестры специализировались на физиотерапевтических процедурах, которые как раз и были необходимы Ленгтону. Работали там и квалифицированные психотерапевты, потому что многие полицейские страдали от последствий пережитого стресса и им требовались консультации специалистов. Анна облегченно вздохнула, когда Ленгтон согласился туда поехать; она прекрасно понимала, что, пока он не поправится, в своей маленькой квартире она с ним просто не уживется. Он был трудным больным, даже медсестры из больницы Святого Стефана с облегчением вздохнули, когда он выписывался. Ленгтон, правда, об этом даже не догадывался, тем более что некоторые из медсестер подписали ему открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, а две даже принесли цветы. При этом они так многословно предупреждали Анну и так настойчиво просили Ленгтона хорошо себя вести, что она заподозрила — с ним будет нелегко. Он разозлился, даже когда она помогала ему усесться в инвалидную коляску, чтобы добраться до машины; он непременно хотел идти сам, но был еще так слаб, что ему пришлось сесть на кровать, пока Анна собирала вещи. Он ворчал, недовольно стонал, но все же поблагодарил сестер и раздал им коробки конфет, которые привезла Анна.

Она катила его от больницы к парковке, а он все бубнил, как ему было здесь плохо и как он рад, что наконец-то отсюда выбрался. После этого ей пришлось запихивать его в свой «мини», и уж тут ей досталось по полной программе: машина у нее, видите ли, слишком маленькая и только поэтому ему так трудно перебираться из инвалидной коляски на пассажирское сиденье. Анна заметила, что стоять, а потом садиться ему и правда было очень больно: дыхание прерывалось, лицо искажалось от боли. Ей даже пришлось застегнуть на нем ремень безопасности, потому что сам он не мог развернуться и натянуть его как следует.

Езда по автостраде М4 оказалась тяжелым испытанием: Ленгтон не переставая твердил, что ему противно ехать в «команду инвалидов Глиб-хауса». По его словам, раненых там было совсем мало, зато полно бездельников и любителей выпить, чокнутых, у которых крыша поехала от перегрузок.

— Значит, ты будешь в своей тарелке, — попробовала пошутить Анна, но этот номер не прошел.

Он резко бросил ей, что уже несколько недель не пил ни капли и что вообще она его достала своими намеками, будто бы у него с этим какие-то проблемы.

Анна переменила тему и сказала, что, как только он пойдет на поправку, она заберет его к себе и сама будет за ним ухаживать.

— Да я тронусь в этой твоей конуре!

— Ну, если будет надо, найдем квартиру побольше.

Он быстро взглянул на нее и, недобро усмехнувшись, спросил, на какие деньги, — ведь, если она помнит, свое жилье он снимает.

Что бы она ни говорила, настроение у него не улучшалось: он ни разу не поблагодарил ее за то, что она взяла отпуск, чтобы ухаживать за ним в больнице, не посочувствовал, что теперь ей каждые выходные придется ездить к нему в Глиб-хаус.

Ленгтон невежливо пробурчал что-то санитарам, которые встретили его и помогли перебраться из машины в кресло-каталку. Не удались и попытки завязать с ним разговор, пока его везли из приемного покоя к лифту, чтобы доставить в крыло, где он должен был поселиться. Окно его комнаты выходило в сад, помещение было небольшим, но светлым и очень уютным, а он затравленно озирался, как будто его заточили в тюремную камеру.

Им показали, где что находится. После того как они осмотрелись, стало заметно, что Ленгтон очень устал, так что они вернулись в комнату. Ленгтона попросили выбрать обед из меню, он предоставил это Анне, а сам прилег на узкую кровать и закрыл глаза.

— Мне надо ехать, — тихо сказала Анна. Он не ответил. Сидя в кресле у кровати, она взяла его за руку. — Пора.

Он сжал ее пальцы и спросил:

— Когда приедешь?

Она наклонилась и поцеловала его в щеку:

— Завтра. И вообще, буду приезжать, когда смогу.

— Завтра во сколько?

— К обеду. Вместе и пообедаем.

— Хорошо.

Глаза его были по-прежнему закрыты, но он все так же крепко держал ее пальцы. Анна терпеливо ждала, и вот наконец его рука разжалась.

Она приоткрыла дверь, вышла, опасаясь, как бы не разбудить его, и, обернувшись, негромко сказала:

— Я тебя люблю.

Он открыл глаза и глухо ответил:

— Хочешь совет? Не приезжай, не надо. У тебя своя дорога в жизни. Я для тебя буду балластом, больше ничем. Это я тебе уже давно хотел сказать. У меня, Анна, больше нет сил, не знаю, справлюсь ли я, сумею ли… Может, я и на работу не вернусь.

Она подошла к кровати, склонилась над ним, но он уже закрыл глаза.

— Посмотри на меня, — попросила она и вдруг крикнула: — А ну, посмотри на меня, ты, старший инспектор Ленгтон!

Он взглянул прямо на нее.

— Ты поправишься и выйдешь отсюда, ясно? Ты и пролежишь-то здесь всего несколько недель, так что перестань ныть, как жалкий неудачник. Ты должен приехать ко мне здоровым, или я поселюсь здесь, и тогда мало тебе не покажется!

— Мне и так уже не мало, — пробурчал он.

— Ничего, это еще не предел! Если ты сам себе не поможешь, то и никто не поможет. Все в твоих руках. Я и хочу-то всего, чтобы ты поменял свой настрой и стал хотя бы немного повежливее с людьми, которые тебя окружают, потому что они все желают тебе помочь. Они любят тебя, уважают и очень хотят, чтобы ты к ним вернулся!

— Да слышу я, слышу, только ты даже не представляешь себе, что это такое — оказаться на моем месте. Знала бы ты, как мне тошно! Ведь у меня нет сил даже ходить!

— Я уезжаю. Не желаю больше тебя слушать. Ты понял? Уезжаю!

— Ну и вали, — бросил он.

— Нет, не уйду, пока ты…

— Пока я что, Анна? Не встану и не начну тут танго отплясывать, что ли? Я ходить не могу, еле дышу, у меня все болит! Ты бы что на моем месте делала, а?