Минус восемнадцать - Стефан Анхем Страница 4

Не говоря уже о шизофреническом разочаровании, которое накатило на него, когда он осознал, что выживет. Что его страдания будут продолжаться дальше. Один раз Теодор даже взял психотерапевта за руку и с закрытыми глазами согласился провести ее в потайную комнату. Несмотря на это, ее болтовня не прекращалась, словно заезженная пластинка.

Теодор не видел другого выхода, кроме как начать врать: говорить, что он заводит все больше друзей, что он становится популярным и всеми любимым. Что к нему возвращается желание жить и ему даже начинает нравиться сидеть дома, делать уроки и общаться с семьей. Он врал, что комок у него в груди все уменьшается и что он, наконец, может опять беспрепятственно дышать.

Но теперь она явно раскусила его. Во всяком случае, она опять стала разглагольствовать о друзьях, отчего ему становилось так плохо, будто у него рак. Только она не понимала, что тех, кто хотел стать другом Теодора, хватало. Это он не хотел ни с кем дружить. Он выдохнул дым и окинул взглядом идиотов, которые начали заполнять школьный двор.

Зануды, вот кто они такие. Каждый из них – двуногий придурок, да еще с уродским диалектом в придачу. Но он умный мальчик и никого не трогает. Ни разу он не перешел грань, хотя чаще всего его так и подмывало это сделать.

Но с Александрой из параллельного класса было по-другому. Она отличалась от прочего сброда, не говорила на сконским и не хихикала с остальными девчонками. Если задуматься, она единственная, кто его никогда не раздражает. Он никому не рассказывал о своих чувствах и даже сам не был уверен, что знает, что это такое. Но что-то определенно там было, и в самой глубине потайной комнаты он предполагал, что Александра чувствует то же самое. Во всяком случае, она обычно отводила глаза, как только встречалась с ним взглядом. Так наверняка произойдет и сейчас в любую секунду.

Она стояла у шведской стенки вместе с несколькими дурочками из своего класса. Теодор, конечно, никогда не засекал время, но не сомневался в том, что она первый раз так долго не отводила глаза. Чувство было настолько сильным, что ему пришлось сделать усилие, чтобы самому не посмотреть в сторону. Что это значит? Приглашение подойти и заговорить с ней? Вид у нее был веселый. Но что он скажет? И что ему делать с ее подружками?

Волшебство рассеялось. Но не из-за ускользнувшего взгляда, а из-за звонка мобильного, который заглушил звучащего в наушниках Лемми. Теодору даже не надо было брать телефон, чтобы узнать, кто звонит. Естественно, он звонит и мешает именно сейчас.

– Здоро́во, – сказал он, пытаясь говорить нейтральным тоном, но услышал сам, что не может скрыть раздражения.

– Привет, Теодор, это папа. Как у тебя дела?

– Полный порядок.

– Рад слышать. А что у психотерапевта? Все прошло хорошо?

– Как обычно.

– О чем вы говорили?

– Па… Это между ней и мной, ты же знаешь.

– Да, но это не значит, что тебе нельзя рассказывать. В смысле, если ты захочешь.

– Но я не хочу.

– Нет, нет, все в порядке. Теперь совсем о другом. Ты ведь знаешь, что у мамы завтра вечером вернисаж в доме культуры Дункера. Я только хочу убедиться, что ты будешь там не позднее шести.

– А это обязательно?

– Да, обязательно. А на выходные мы сделаем ей сюрприз и поедем в Копенгаген.

– Погоди, значит, я тоже должен ехать с вами?

– Да, будет классно. Ну, сам знаешь, мы остановимся в гостинице, сходим в Тиволи и полакомимся датскими хот-догами.

Теодор даже не попытался скрыть вздоха.

– Послушай, я не могу. У меня на следующей неделе три контрольные, и мне надо сидеть дома и зубрить, – сказал он, хотя только первая половина была правдой. С другой стороны, для него в тысячу раз лучше было сидеть дома и делать уроки, чем проводить целый выходной со своей семьей.

– Ну ладно, продолжим этот разговор сегодня вечером. Может быть, я чем-то сумею тебе помочь. Как приятно слышать, что прием у психотерапевта прошел хорошо.

Теодор своим молчанием дал понять, что он об этом думает, и через три минуты после вынужденной болтовни ни о чем они наконец смогли закончить разговор, и Лемми снова взял слово.