Предвестник землетрясения - Сюзанна Джонс Страница 4

А затем Тэйдзи закрыл глаза. И открыл их вновь лишь уйму времени спустя, и мне хочется верить, что лишь потому, что мой образ запечатлелся под его закрытыми веками. Он взирал на это недвижное изображение, когда я забралась на его ледяное тело, раскачивая его вперед-назад, пока лед не побежал водой и сосулька его пениса не растаяла во мне. Я сохраняла свое положение еще долго после того, как наше дыхание замедлилось, гадая, как это получилось настолько легко. Потом поднялась с его изящного остова, разрозовевшись, чувствуя боль изнутри и снаружи от чего-то, казавшегося необычайно близким к радости.

Поскольку глаза его были закрыты, а в комнате было светло, я воспользовалась случаем оглядеться в ее тесном пространстве, чтобы получше познакомиться с этим человеком. Комната смахивала на большой гардероб. Его одежда была развешана по стенам — синие и серые толстовки, мягкие футболки, старые брюки и пара джинсов. На штанге для гардин висел галстук, но он зарос пылью, и я не находила рубашки к нему. Книжного шкафа не было, только высокие стопки книг. Названий я не видела. Поверх книг громоздились компакт-диски. В углу комнаты стояла высокая бегония с парой очков для плавания, запутавшихся среди листьев. На полу валялись три или четыре фотоаппарата, две картонные коробки, набитые конвертами фотолабораторий. Но нигде не выставлено ни единой фотографии. Побеленные стены чуточку грязноваты — и совершенно голы, не считая одежды. Голубовато-белые шторы подрагивали возле них от ночного ветерка.

Должно быть, мы спали, не помню. Утром он отвел меня в лапшичный ресторанчик, где работал. Позже я узнала, что тот принадлежит его дяде и однажды Тэйдзи его унаследует. Заведение было еще закрыто, но мы сели за исцарапанную деревянную стойку в глубине и пили из высоких стаканов ячменный чай со льдом. Небольшой вентилятор на стене позади нас шумно поворачивался из стороны в сторону, овевая мне шею сзади холодом. Друг на дружку мы не глядели. Наши тела соприкасались боками, и я впитывала его тепло, делая его своим.

* * *

Теперь Огучи наблюдает за мной. Наливает мне стакан воды, и я благодарна за этот явный знак доброты, хоть и знаю, что это право, вписанное в японскую конституцию. Мне жарко. Окунув пальцы в стакан, я размазываю холодную воду по лицу. Похоже, он считает это сигналом, что лед сломлен.

— Вы уже давненько в Японии. Девять лет?

Это часть официального допроса или он клеит меня? Толком не знаю. Уж наверняка он должен записывать все, что я скажу, чтобы использовать это в качестве улики против меня.

— Десять.

— Что привело вас сюда?

Вот это уже больше похоже. За десять лет этот вопрос мне задавали пятьдесят тысяч раз. Честного ответа у меня нет, потому что он либо попросту не существует, либо я недостаточно прямодушна, когда думаю о нем. Зато у меня заготовлено несколько шаблонных ответов на случай, если спросят. Сейчас случай особый, и я пускаю в ход все их до последнего.

— Интерес к японской культуре, хотела изучить язык, хотела скопить деньжат, хотела повидать мир, хотела удрать из унылой старушки Англии, люблю тофу. — Это доставляет мне наслаждение, и я с ходу подкидываю еще парочку без домашних заготовок: — Палочки для еды легче ножей и вилок, и их держат в одной руке, и нет металлического привкуса во рту, поезда здесь намного лучше, и цена разумнее, и надежность выше, у борцов сумо шикарные икры, хотя бедра рыхловаты на мой вкус. Вы так ловко придумали оплачивать счета в круглосуточных магазинах, вместо того чтобы дожидаться открытия банков, а после опаздывать на работу. Ирисы в мае прекрасны, ничуть не хуже, чем жирные розовые лепестки вишен, которые расписывают до бесконечности, как и гейш, в которых нет ничего особенного, если приглядеться поближе, потому что пигментные пятна просвечивают даже через весь этот грим, школьницы в поездах всегда смеются, я терпеть не могу своих родных.

Я вижу, что он толком не знает, как к этому отнестись. Я чуточку изумлена и довольно впечатлена своей велеречивой коллекцией. Теперь прикушу язык. Я не скажу Огучи больше того, что он спрашивает, потому что все остальное, что я скажу, будет вести к Лили. Мне придется попотеть, доказывая полиции, что невиновна, но одно бесспорно: если бы Лили со мной не познакомилась, теперь она была бы жива.

* * *

Факты о гибели Лили, насколько я понимаю на этом этапе допроса, весьма немногочисленны и запросто могут быть истолкованы ложно. Она прожила в Токио несколько месяцев, а затем однажды ночью пропала. Несколько дней спустя из Токийского залива выловили торс молодой женщины вкупе с парой отдельных, но подходящих к нему конечностей, забыла, каких именно. Хотя полиция не сумела провести официальное опознание, потому что кистей рук не было, а значит, и отпечатков пальцев, вроде бы все сошлись на том, что тело принадлежало Лили. Как вам известно, я связана с этим событием тем, что она стучала в дверь моей квартиры в вечер своего исчезновения. Моя соседка видела открытую дверь, обратила внимание, что я с порога сердито разговариваю с Лили, и увидела, как Лили уходит. Потом она наблюдала, как через несколько минут я увязалась следом, неся сверток. Это явная ложь. Чего ж она не сказала, что видела, как я сунула револьвер под блузку, как только закрыла дверь? Или что я устремилась вперед, выставив перед собой кинжал? Я никогда не отрицала прочие факты, хотя и предпочла не вдаваться в подробности нашей тогдашней беседы.

Одним из подозреваемых был бывший хахаль Лили, хотя, если только он не пользовался липовым паспортом и не путешествовал крайне быстро, то пребывал в Англии с пуленепробиваемым алиби, так что тут я в пролете. В рассматриваемый день его запечатлела камера наблюдения входящим в кулинарию в Гуле и покупающим на ланч треску с картошкой фри и маринованным яйцом. Он потеребил край анорака ^[5] и почесал ухо, прежде чем сунуть руку в карман джинсов за парой фунтовых монет. Другим основным подозреваемым был традиционный мистер Икс, рыскающий по ночам в темных переулках каждой страны мира, чтобы своим надругательством над женским телом напомнить нам, что определение человеческого существа включает в себя и бесчеловечность.

Без дополнительных улик трудно вообразить, чтобы полиция могла продвинуться хоть на йоту дальше. Вряд ли мой друг собирается мне поверить, если я не выдам ему еще что-нибудь насчет Лили. Я храню молчание, мысленно возвращаясь к Тэйдзи.

* * *

Наутро после нашей первой встречи я проснулась рано, нацарапала свой адрес на клочке бумаги и оставила его под камерой, прежде чем мы отправились в лапшичную. Номер телефона я не написала. Мне хотелось, чтобы он пришел и нашел меня.

Звонок в дверь раздался, когда я была в душе. С нашей первой встречи прошла неделя. Я по звуку звонка — не столь внезапному, как обычно, а спокойно-уверенному — поняла, это на кнопку нажимает мягкий кончик пальца Тэйдзи, так что не потрудилась брать полотенце. Дверь я открыла не так широко, как обычно — уже тогда я знала, что соседка не в меру любопытна, — и позволила Тэйдзи проскользнуть внутрь.