Улыбка Афродиты - Стюарт Харрисон Страница 38

– Сюда, пожалуйста, – сказал он по-английски с сильным акцентом и повел нас по коридору, выстланному красно-коричневым узорчатым кафелем, мимо открытых дверей, за которыми были видны богатые, со вкусом обставленные комнаты. Миновав коридор мы вышли через раздвижные двери на широкую затененную террасу, ступени которой спускались к лужайке, оканчивавшейся у края скалы. На мгновение мы замерли, пораженные открывшимся видом. На горизонте море и небо смешались в туманной голубизне, перетекая одно в другое.

– Признайтесь, что вид великолепный! – раздался позади нас голос.

Мы обернулись и увидели Алкимоса Каунидиса, встававшего с кресла, где он читал книгу.

– Kalimera, Алекс! – Он протянул ей руку, задержав ее на миг в своей, глядя на нее с той же легкой, чуть удивленной улыбкой, что и вчера. – Простите меня. Всякий раз, когда вижу вас, вспоминаю вашу бабушку. – Он указал нам на плетеные кресла. – Садитесь, пожалуйста. Хотите чего-нибудь выпить? После долгой поездки вас, конечно, мучает жажда. В это время года у нас жаркое солнце.

Пока он говорил, появилась одетая в черное женщина средних лет. Она поставила на столик кувшин с охлажденным соком и несколько стаканов. Каунидис что-то негромко сказал ей, затем представил нас:

– Это Элени, моя экономка. Она великолепно заботится обо мне.

Женщина улыбнулась и пожала нам руки.

– Надеюсь, вы нашли мой дом без затруднений, – сказал Каунидис, когда Элени ушла.

– Да. Ирэн подробно объяснила дорогу, – ответил я.

– У вас действительно прекрасный дом, мистер Каунидис, – сказала Алекс.

– Спасибо, Алекс. Потом, если захотите, я покажу его вам. Но пожалуйста, вы оба – мои гости. Называйте меня просто Алкимосом.

Алекс улыбнулась, явно очарованная обаянием Каунидиса. Он повернулся ко мне, и выражение его лица стало серьезным. Он сказал, что Ирэн уже звонила ему, поэтому он в курсе последних событий.

– Должен сразу сказать, что я никоим образом не верю, будто ваш отец мог связаться с каким-то криминалом.

– Он ничего не говорил вам насчет этого? – спросил я.

– Последний год мы редко виделись с ним, – сокрушенно покачав головой, ответил Каунидис. – Ваш отец избегал встреч со старыми друзьями и, как вы, наверное, знаете, чувствовал себя все более и более подавленным. Конечно, я пытался предложить ему свою помощь – многие пытались, но все было напрасно. Когда от него ушла Ирэн, он стал совсем плох.

– Вы хотите сказать, он стал больше пить?

– И это тоже.

– Вы не в курсе, чем он занимался перед инфарктом? – спросил я. – Может, искал «Антуанетту»?

– Боюсь ошибиться, но, по-моему, мы с вашим отцом какое-то время не виделись. В прежние годы он начинал поиски не раньше мая или даже июня, в общем, когда устанавливалась погода. А до того работал в музее. На зиму музей закрывался, а ваш отец обычно занимался описанием и внесением в каталог находок предыдущего сезона. Насколько мне известно, последние два года Джонни не проводил раскопок. Большую часть времени он просиживал в барах Вафи.

– А если предположить, что в этом году по какой-то причине он начал искать «Антуанетту» раньше обычного? И нашел ее. Как вы думаете, что он мог обнаружить на ней?

Каунидис покачал головой:

– Боюсь, как раз этого-то я и не знаю.

Вернулась Элени, и они с Каунидисом о чем-то переговорили. Она улыбнулась и снова ушла.

– Я попросил Элени принести нам перекусить. Надеюсь, вы еще не успели пообедать?

Мы подтвердили, что еще не ели.

– Вот и хорошо. Тогда мы поедим, а позже я расскажу вам, Алекс, о вашей бабушке. Но сначала позвольте показать вам дом.

– С удовольствием, – ответила Алекс. – Он очень красивый.

Каунидис кивнул в знак согласия:

– Конечно, он чересчур велик для одного старика.

– Разве у вас нет семьи, Алкимос?

– К сожалению, нет, – немного грустно сказал он. – Конечно, у меня много родственников на острове, но своей семьи нет. Идемте, я кое-что покажу вам.

Он повел нас по террасе к южному углу здания, где указал сквозь деревья на несколько домиков внизу на склоне горы, к которым вела пыльная немощеная тропинка. За домиками земля до самой воды была засажена оливковыми деревьями и вспахана. В самом низу, в маленькой скалистой бухточке, лежало несколько вытащенных на берег рыбачьих лодок, на скалах сушились сети.

– Я родился в одном из этих домишек, – рассказал нам Каунидис. – Мальчишкой помогал отцу ловить рыбу и выращивать овощи, чтобы прокормить семью. Долгий путь оттуда до всего этого, да? – Он усмехнулся и показал на окружавшее нас великолепие. – И тем не менее не так уж и далеко. Я купил эту землю много лет назад, чтобы, когда уйду на пенсию, все время помнить, откуда пришел.

– А как давно вы здесь живете? – спросил я.

– Этот дом я построил тридцать лет назад как дачу, а постоянно поселился на Итаке, только когда ушел на пенсию.

Когда мы возвращались обратно по террасе, мой взгляд упал на окно одной из комнат, и я заметил, что в ней полно детских игрушек.

– Это для детей моих родственников, иногда приходящих ко мне в гости, – объяснил Каунидис. – Я был женат один раз, давным-давно, но своих детей у нас не было. В молодости я очень много работал. Каждый день допоздна. Я отдавал себя работе без остатка. А на все остальное времени как-то не оставалось.

На мгновение мне показалось, что он погрузился в воспоминания, но затем, улыбнувшись, Каунидис повел нас по дому. Наша экскурсия заняла полчаса. Я почти все время плелся сзади, а Каунидис и Алекс шли впереди. Мне показалось, что она нравится ему. Алекс оживленно расспрашивала хозяина дома об обстановке и картинах на стенах, а тот с большой охотой отвечал на ее расспросы. Довольно часто он поддерживал ее за локоть, когда мы останавливались, чтобы полюбоваться чем-нибудь очень красивым, или когда он проводил ее через двери. Его поведение было любезным, даже старомодным, и он постоянно делал тонкие комплименты Алекс, на что она только застенчиво смеялась, хотя было заметно, что ей приятно.

Вернувшись на террасу, мы уселись за стол у северной стены дома. Холодное белое вино из местного винограда подавалось в охлажденных глиняных кувшинах. На столе были свежий теплый хлеб и тарелки с салатом, приготовленным из крупных сочных маслин, резаных помидоров, огурцов, лука и сыра «Фета», сдобренного тимьяном. После закуски Элени подала пирог из ягненка и тарелку жареного осьминога. За едой Каунидис говорил о сочинениях Гомера, обнаружив, как оказалось, хорошее знание предмета. Даже я слушал его с интересом. Алкимос прочитал нам на классическом древнегреческом языке наизусть большие отрывки из «Илиады» и «Одиссеи». И хотя я не понял ни единого слова, не могу отрицать, что в звуках языка, на котором они были первоначально написаны, чувствовалась подлинная лирическая красота.