Бестиарий - Эль Бруно Страница 38

И тогда пришёл тот, кто сказал ему:

– Убей или умри! Больше у тебя ничего не осталось. Тебе больше нечего защищать. У тебя нет страны, которой ты веришь. Нет жены и нет детей. У тебя есть только боль. Выходит, и терять тебе нечего.

– Крис, мне тут кое-что непонятно в твоих данных, которые я читала, – голос Саши доносился до него глухо, словно сквозь плотное стекло. – Что за демоны, о которых ты пишешь? Кто такой носитель?

Кристиан молчал. Лицо его казалось нечитаемым, и Саше сделалось не по себе.

– У тебя очень поэтичный отчет, – пробормотала она несмело, глядя в его окаменевшее лицо. – Ты пишешь эпитетами…

– Я не употребляю эпитетов.

Саша вздохнула, сделав еще глоток кофе.

«Нельзя спрашивать». Саша понимала, что если задаст мучающий её вопрос, то Кристиан может разозлиться. «Он безумен, и у него бред, сверхценные идеи. Он возомнил себя охотником на нечисть…»

– Ты ищешь… настоящих демонов? – спросила она тихо, но все же голос её предательски дрогнул.

– Замолчи, – бесстрастно ответил Кристиан, и Саша решила молчать.

Пока она сидела подле меня в пассажирском кресле машины, нервничая, кусая губы и листая блокнот, опустив большие, словно воспаленные, веки, мне вспомнился один момент из детства.

Я отличался антисоциальным поведением, и моих родителей по традиции часто вызывали в школу. Впервые в кабинет директора я попал через пару месяцев учебы в первом классе.

Меня ввели в тесную комнату, больше похожую на квартирную – с ковром, электрическим чайником на тумбочке, множеством декоративных растений на подоконнике, усадили в кресло, и тогда я повернулся в сторону двери…

Сделали это нарочно или без умысла, но картина висела не над столом. Она являлась для посетителя неожиданностью, ибо висела справа от двери, и, чтобы ее заметить, следовало войти в кабинет и случайно обернуться. Она была большой, в деревянной, пыльной рамке черного цвета. Я даже не понял сначала, кто именно изображен на ней – мужчина или женщина. Но это существо казалось строго отрешенным от реальности. Углубившись в какие-то записи, она держала в тонкой, красивой руке человеческий череп. Позже я узнал, что эта растрепанная, бесформенная фигура с хищными, бесполыми чертами и в черном одеянии – Магдалина, написанная Матео Сересо. У Александры – та самая угловатая худощавость лица, тот же изогнутый не по-женски нос и такие же, абсолютно бесхитростные глаза серьезного существа, целиком погруженного в себя. Только от библейской девушки, всё же изображенной художником элегантно, ее отличала грубая асимметрия рта и черные, непослушные, густые волосы с седой прядью, слегка всклокоченные, даже если их расчесать.

В этой картине я, не умея чувствовать, загривком ощутил наличие в мире некой огромной истины. Эта истина… она больше меня, моих проделок, ругани родителей и отметок в дневнике. Познав эту истину, я сделаюсь по-настоящему сильным. Как та невозмутимая девушка, вдумчиво смотрящая на страницы книги. Ведь она уже Знает. Ее поиск почти завершен.

Это существо сидело теперь около меня, как прежде, с настолько прямой осанкой, что любому другому смотреть больно, и, изогнув длинную шею, беззвучно шевеля губами, напряженно хмурясь, вглядывалось в свои записи.

Её поиск только начался…

Маленький, тихий дом, утонувший в объятиях заснеженного яблоневого сада. Аккуратный деревянный забор, мансардная крыша опутана умершим на зиму вьюнком. На первый взгляд казалось, что тут давным-давно никого не было. Не шёл дым из трубы, в окнах не горел свет, снег, правда, расчищен, но не нашлось здесь никакого следа машины.

Кристиан не стал звонить в электронный звонок на столбике у забора. Он сломал нехитрый замок калитки и открыл дверцу.

– Я снова нарушаю закон по твоей милости, – испуганно прошипела Саша. – Это же незаконное вторжение!

– Не мешай, – сухо отрезал он.

Судя по тому, как привычно Кристиан чувствовал себя в такой ситуации, взлом с проникновением на частную территорию был для него делом вполне обыденным. Саше захотелось сказать, что она не намерена в этом участвовать и никуда идти не хочет, но её мучило жуткое предчувствие, и ей хотелось проверить его. Кроме того, она прекрасно понимала, что Фишер не позволит ей остаться в машине.

Входную дверь он тоже взломал.

В этом холодном месте, представляющем собой отдельное от остальной повседневности, измерение, умерло время и осело пылью на мебели. На деревянной тумбочке у вешалок стоит фото в рамке – какой-то паренек лихо прижимает к себе за гибкую талию темноволосую, красивую девушку с прической Эдит Пиаф. Приглядевшись, можно заметить легкое сходство между задорным, щурящимся на солнце юношей и отцом Василисы.

Полоски паркета под ногами противно скрипят, помещение давно не проветривается, запах стоит, как в склепе – пыль, застоявшийся воздух и смерть.

У смерти привкус больницы. На низеньком холодильнике «Зил» высится гора каких-то белых упаковок, шприцев. На столе – прибор для измерения давления. Посуда в серванте с прозрачными дверцами кажется намертво приклеенной к полкам – так давно ее не брали в руки. Всё – настоящий хрусталь и ручная работа. Прекрасные вещи, созданные для радости и красоты, были навсегда заперты в этом месте.

Из большой комнаты к Кристиану вышла невысокая, но ещё очень красивая женщина. Короткие, густые, тёмные волосы её были нарочно не покрашены, на лице практически не было косметики. В руках она держала только свою сумочку. Саша изумлённо смотрела на незнакомку.

– Вы и есть Кристиан? А где полиция? – тихо и спокойно спросила она, оглядываясь.

– Я думал, вы убежите с остальными, – признался детектив.

– Мне некуда бежать, у меня муж инвалид, – ответила она сухо. – Вы не найдёте тех, кого ищете. Оставьте их в покое. Лучше бы вы с таким упорством расследовали смерть Василисы. А стоило умереть какому-то… – воспитание не позволило ей договорить эту фразу. – И вы тут как тут. Рыщете. Старательно так.

– Когда именно Матвей вернулся с войны?

– С войны – не знаю. А из-за границы он вернулся только в декабре прошлого года. Мы с ним никогда не общались раньше. Он сам нашёл меня и рассказал о том, что произошло у Грозного. Илья, оказывается, спас его. Так вышло… А сам погиб. Матвей хотел выразить мне свои соболезнования, мы лишь за этим встретились. От меня он узнал, что случилось с моей дочерью.

– И от вас же он узнал имена всех подозреваемых, – уточнил Кристиан. – Вас выдало платье. Было ошибкой приносить его на кладбище. Если бы не оно, я бы здесь не стоял.

– А нам особенно терять нечего. Но я должна заботиться о супруге, пока жива. Поэтому рассчитываю с вами попросту договориться, – ответила она. Всё это время ни единой эмоции не было на её открытом, красивом лице. Она смотрела на Кристиана без трусости и неуверенности: