Прохладой дышит вечер - Ингрид Нолль Страница 37

Но, кажется, Хуго просто хочет согреться, он теснее жмется ко мне. При этом мы оба настороженно следим, чтобы каждый из нас соблюдал приличия. И прежде чем я успеваю свыкнуться с нашей внезапной близостью, замерзший старец оттаивает и крепко засыпает. Рука его все тяжелеет, костлявый череп давит мне на плечо, в груди что-то клокочет, дыхание переходит в храп, тощие ноги вытягиваются, он занимает все больше места на кровати, и запах, затхлый, прогорклый запах начинает меня мучить. Да, свежее полотенце каждое утро ему не слишком помогает. Думается мне, телесную близость можно выносить только в молодости. А теперь мне страшно даже: как бы Хуго не уснул на моей онемевшей руке вечным сном.

Я думала, что мне всю ночь не сомкнуть глаз, что я опять не высплюсь, но утром просыпаюсь бодрая, кровь кипит, настроение прекрасное, в ванной поет Хуго, а в вишневых деревьях чирикают птички.

— Если б я не был таким дряхлым, то принес бы тебе завтрак в постель, дорогая, — шутит Хуго.

Я, старая дуреха, вскакиваю, бегу на кухню, ставлю кофе. И чего это я так распрыгалась, ну ничего же ночью не случилось особенного, просто выспались, отдохнули.

Суечусь на кухне, сную туда-сюда, а самой опять печальные мысли в голову лезут. Хуго сегодня ночью мне не понравился: старый, некрасивый, совсем не тот, что был раньше, помятый, поизносившийся какой-то. А он, наверное, то же самое обо мне думает. Все было бы по-иному, если бы Хуго много лет назад разошелся с Идой и стал жить со мной. Мы бы превратились в супружескую пару старичков. Тихо, почти незаметно для посторонних, наблюдали бы, как стареют и увядают наши тела, привыкли бы друг к другу, приспособились, и наша интимная близость органично продолжалась бы и в старости. А теперь между нами пропасть в сорок лет — как бы не упасть туда, когда будем наводить мосты. Если Хуго и сегодня попытается ко мне подкатить, я немилосердно отошлю его прочь. А с другой стороны, куда ни глянь, в газетах пишут, по радио, по телевизору рассказывают: нынче пожилые люди от молодых не отстают, с сексом у них все в порядке. А может, врут всё? Может, я безнадежно старомодна или у меня разгулялось мое больное воображение? Да что я, в самом деле, Хуго всего-то погреться хотел, да и мне от этого только лучше стало. Нет, все равно не желаю я больше никаких парней видеть в моей постели, надоели, хватит. Лучше буду следить за кофе.

— Скажи, а у Регины есть друг? — осведомляется ее папочка.

— Сейчас нет, так, время от времени.

Не следует, я думаю, рассказывать Хуго, что Регина крутит романы с женатыми мужчинами. Не стану его беспокоить. Сегодня будет звонить Хайдемари, ему придется ее утешать, разговаривать с дочкой, нервничать придется. И не надо рассказывать Хайдемари, что у нее есть младшая сестра, а то я этого папашу знаю, с него станется, до того хвастаться любит, сил нет.

— Ну, Шарлотта, ты что? Сам не понимаю, что ли? Расскажу ей, когда выздоровеет, — откликается он. — А кроме того, не все ж такие ревнивые, как ты.

— Да, Антон, ты прав, милый. Хоть бы вздрогнул. Куда там.

— Что-то ты сегодня не в настроении, — произносит он после паузы, — прими таблеточку. Хочешь, мою попробуй.

— Да ты что! — Я смотрю на него в ужасе, а он смеется.

Телефон. Это не Хайдемари, это моя невестка. Прямо не говорит, в чем дело, все ходит кругами и мнется. Ничего, если их с Ульрихом две недели не будет рядом? О, что-то новенькое, она никогда раньше меня о таком не спрашивала. Да они мне и звонили-то дай бог раз в месяц, не чаще.

— Ульриха пригласили в Пекин на конгресс китаистов, — объясняет она наконец, — ну, ты знаешь, он обычно ездит один, но на этот раз я его уговорила взять меня с собой. Регина уже знает, она говорит, что пока справится без нас.

Хуго все это не сильно удивляет. Зато у него появляется повод спросить об Ульриховых отпрысках.

— Кору ты уже видел на фотографиях. Она маленькая стерва.

— Но она, кажется, единственная унаследовала твои рыжие кудри, — замечает Хуго. — А с сыном что?

Внук мой Фридрих поступил наконец в университет в Галле, может, тоже будет ученым, как его отец.

Я смахиваю с пуловера белый волосок. Да, кстати, Вероника опять стала красить волосы в рыжий цвет типа «тициан», каково?

Хуго с удовольствием бы на такое взглянул.

— У нашей Шарлотты, кокетки-плутовки, кудри цвета сочной морковки, — шутит он.

— Но наша Шарлотта страшней бегемота, — отвечаю я.