Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти Страница 35

— У вас красивый дом, Бастиан.

— Да, я знаю.

Мальчик кивнул, но произнес эти слова без особого воодушевления.

Одри немного поколебалась: она не хотела казаться навязчивой, но ей нужно было уяснить для себя, каков уровень благосостояния семьи ее ученика.

— Ты мне покажешь свою комнату?

Бастиан улыбнулся такой же рассеянно-нежной улыбкой, какая была у его матери, и взглянул на Одри тем же взглядом темных глаз, словно подернутых пеленой.

— Да, конечно…

Она проследовала за ним по коридору — стук ее каблуков по плиткам повторялся эхом, и на каждом шагу ей попадались цветные пятна картин. Комната Бастиана оказалась чем-то похожей на гостиную: паркет, лепнина на потолке… и пустота, которую не могли заполнить плетеные корзины с игрушками, большая кровать и постеры на стенах.

— Красивый дом, и комната красивая, — с улыбкой произнесла Одри.

Она посмотрела на корзины с игрушками, которыми Бастиан, должно быть, уже давно не играл, и перевела взгляд на стеллажи с книгами: Стивен Кинг, Дин Кунц… в большинстве своем — пишущие на английском языке авторы, специализирующиеся на мистике и «романах ужасов».

— Тебе нравится это читать? — спросила Одри.

— Да, очень. Особенно Кинга… по крайней мере, его первые романы — они еще не такие толстые…

Одри невольно улыбнулась, продолжая разглядывать корешки книг. Все-таки не слишком подходящее чтение для мальчика такого возраста…

На одной из полок она увидела трехтомник «Властелин колец» и другие книги в жанре героического фэнтези. Имена авторов были незнакомы Одри, но по изображениям драконов и единорогов на обложках она могла примерно судить о содержании.

Она подошла к высокому окну-двери и выглянула в небольшой сад, расстилавшийся буквально под ногами, не слишком ухоженный, но все равно очаровательный — зеленый и густой… Вдруг она замерла.

Качели.

Они выделялись на фоне сгущающихся сумерек, поскольку были выкрашены в красный цвет — хотя это было, судя по всему, давно, и сейчас краска выцвела и местами облупилась. Два столбика с перекладиной, деревянное сиденье на цепях… в общем-то, ничего особенного. Но качели раскачивались как будто сами по себе. Не слишком сильно, почти незаметно, но четко, с ритмичностью метронома, так что создавалось ощущение чьего-то невидимого присутствия, отчего у Одри пробежал мороз по коже.

Она некоторое время наблюдала за качелями. Да, так и есть, ей не почудилось: как будто кто-то только что сел на них и потихоньку начинал раскачиваться. Сиденье оставалось прямым, словно какая-то тяжесть удерживала его от наклона, а цепи были натянутыми по той же причине.

— Нам сразу понравился этот дом.

Каролина Моро сменила халат на джинсы и распустила волосы. Теперь они свободно ниспадали на спину — черные, гладкие и блестящие, как у азиатки. Одри подумала: летом, когда ее фарфорово-бледная кожа немного загорает, мать Бастиана выглядит очень… экзотично.

— Перейдем в гостиную?

Выходя, Одри обернулась и перехватила взгляд Бастиана: понимающий, почти заговорщицкий. Должно быть, мальчик догадался о том ощущении, с которым она смотрела на качели. Она поняла, что он чувствовал то же самое, когда смотрел, как качели медленно раскачиваются при полном безветрии.

* * *

— Да, мы знаем о его кошмарах.

Они сидели в гостиной за низким столиком, на котором стояли чашки с ароматным вишневым чаем; над чашками поднимался пар.

— Вы знаете, наш переезд сюда был… неожиданным, — продолжала Каролина Моро. — Слишком внезапным.

Одри, уже рассказавшая сегодняшнюю историю, теперь слушала Каролину Моро, но учительнице никак не удавалось сосредоточиться: красота и странность ее собеседницы и картины на стенах отвлекали внимание.

— И эти кошмары, очевидно, стали следствием… Они начались буквально в первую же ночь после нашего приезда.

Она вздохнула.

— Надеюсь, это временное явление. Уже по прошествии нескольких дней Бастиан почувствовал себя лучше.

Одри кивнула, ничуть в этом не убежденная: вопль Бастиана все еще звучал в ее ушах и не предвещал никаких улучшений.

— Во всяком случае, могу вас заверить: раньше с ним никогда не было ничего подобного. Значит, это связано с… переменами. Бастиан всегда был немного скрытным. Он из тех детей, которым нравится жить своей собственной жизнью. К тому же он был сильно привязан к одному своему другу, сыну наших парижских соседей. И все это, должно быть, на него подействовало…

— Понимаю.

— И потом, эти книги, которые он читает… все эти истории про вампиров, монстров… всякие ужасы… Даже когда он был совсем маленьким, ему всегда нравилось бояться. Точнее, вызывать у себя страх. Он очень впечатлительный мальчик. Колдунья из «Белоснежки» всегда приводила его в ужас. Я имею в виду то, как она нарисована в диснеевском мультфильме… помните?

Каролина Моро тихо рассмеялась — так, как обычно смеются любящие матери, рассказывая о тех особенностях и привычках своих детей, которые, как им кажется, свидетельствуют, что их дети — единственные и неповторимые. Так же Одри рассказывала о собственном сыне — как в детстве он испугался, впервые зайдя в море, как ему нравились ее гренки с сыром — почти так же сильно, как герои комиксов Эрже, — и он называл их «динь-динь», потому что так она обычно говорила, открывая микроволновку после предупредительного сигнала…

Она вздохнула. Сейчас нужно думать о другом.

Есть ли у вас братья или сестры? ДА… НЕТ.

— Мадам Моро, позвольте задать вам вопрос. Бастиан ваш единственный ребенок?

Каролина Моро не шелохнулась, не моргнула. Но крошечные звездочки в ночной глубине ее глаз потухли, а круги под глазами стали заметнее.

— Могу я узнать, почему вы об этом спрашиваете?

Одри объяснила.

Молодая художница вздохнула, и этот вздох был похож на стон.

— Мы потеряли сына… Это произошло… я до сих пор не понимаю как. Его сбила машина. Бастиан был при этом. Он все видел…

Она замолчала. Одри понимала, что любые слова, даже выражающие сочувствие, сейчас бессмысленны.

— Конечно, это было очень тяжело, — продолжила Каролина Моро. — Не только для Бастиана — для всей нашей семьи… Жюль… ему был год и четыре месяца…

Очевидно, последствия такой драмы, резкие перемены в жизни семьи, тяжесть страдания — не только собственного, но и родительского, — все это оказалось непосильным грузом для Бастиана. Мало-помалу завеса приподнималась, и Одри уже прослеживала связь между реальными событиями и кошмарами; она подумала: ситуация хотя и тяжелая, но ее нельзя назвать непреодолимой. По крайней мере, для Бастиана — потому что женщина, сидящая напротив нее, наверняка будет носить траур до самой своей смерти. Что ж, возможно, он сделает ее еще красивее…