Экспаты - Крис Павон Страница 31

— А почему ты спрашиваешь? — осведомился Декстер. — У тебя такой тон, словно ты что-то от меня скрываешь.

Если бы Кейт сейчас сказала: «Декстер, боюсь, что Билл и Джулия не те, за кого себя выдают», — он бы разозлился. И встал в оборонительную позицию. И привел бы множество вполне правдоподобных объяснений.

— Ты имеешь что-то против Билла?

В конечном итоге Декстер, конечно, столкнется с Биллом, вступит с ним в конфронтацию, не слишком, впрочем, серьезную. И скушает то, что тот ему преподнесет. Например, что они скрываются в рамках программы защиты свидетелей; Кейт подозревала, именно это они и заявят. Что не могут вдаваться в подробности, и правдивость их истории невозможно будет проверить: ни подтвердить, ни опровергнуть. Такой была бы и ее собственная история, окажись она на месте Билла.

Кейт так и не придумала, чего больше всего хочет избежать: то ли непременной ссоры с Декстером по поводу вероятных тайн Билла, то ли выдачи Декстеру — наконец-то! — своих собственных тайн.

Вот она и лежала, глядя в темный потолок и пытаясь придумать, как сообщить все это мужу.

Оглядываясь назад, можно сказать, что это был подходящий момент — не уникальный, но вполне подходящий, как она вспоминала позже, — который многое мог бы изменить. Настоящее безумие еще не началось; она еще не стала копить новые тайны и секреты, когда очередное добавление подкрепляет предыдущие, и все замыкается в порочном круге и выходит из-под контроля.

Лежа сейчас в постели и желая завести этот разговор, она не в силах была это сделать. И в конце концов не нашла ничего лучшего, чем ответить:

— Да нет, конечно, нет. Билл — отличный малый.

Самая ужасная ошибка в ее жизни — отказ от действия.

Сегодня, 11 часов 40 минут.

В одном конце коридора имеется стенной шкаф для постельного белья — аккуратные полки и ящики с простынями, пододеяльниками в цветочек и белыми махровыми полотенцами. В другом конце коридора еще один стенной шкаф, где они сложили свои чемоданы. Кейт поворачивает побитую латунную ручку, утопленную в красивую литую накладку, привинченную шурупами к сверкающей кремовой дверце шкафа.

Более крупные вещи были сложены на полу — сундук и два огромных чемодана. Этими монстрами они пользовались во время летних поездок на Кот д’Азур или на пару недель в Умбрию. Но она вынимает другие — два небольших чемодана на колесиках и металлический сундучок.

Кейт везет один из чемоданов в комнату мальчиков. Упаковывает в него штаны и рубашки на три дня, носки и белье. Из прилегающей ванной, с полки под зеркалом забирает сумочку для туалетных принадлежностей. В нее она кладет зубные щетки и пасту. Вытаскивает из-под раковины набор для оказания первой помощи. Маленькие мальчики часто режутся, куда бы ни сунулись, и нужно быстро унять кровь; детские игровые площадки в Европе гораздо менее безопасные, чем американские. Кейт потратила немало времени на поиски лейкопластырей и мазей с антибиотиками в Бельгии и Германии, в Италии и Испании. Так что теперь они путешествуют с собственным запасом подобных вещей.

Она идет через спальню в гардеробную. Достает чехол для одежды, кладет на него сумку, автоматически собирает свои вещи, думая о многом другом, не относящемся к сборам. По ее недавним подсчетам, в течение двух последних лет, что они прожили в Европе, она сорок три раза вот так паковала вещи. А сколько раз это повторялось в той, прежней, жизни, еще до рождения детей? Несть числа!

Кейт заканчивает сборы на автопилоте. Прежде чем уехать, надо вспомнить еще кое о чем: о заряднике для мобильного телефона, о книжках, которые сейчас читают дети, не забыть и паспорта. Вечно она про них забывает, когда собирает вещи в расстроенных чувствах. Поэтому молнию на сумке она не застегивает и оставляет открытой, готовой принять в себя то, о чем вспомнит потом.

Она не имеет представления, сколько времени занимается этим делом. И для чего. Она вполне могла бы укладываться без всякой цели, просто так, не собираясь никуда конкретно. На один день или на три, на несколько недель или на месяц. Или навсегда.

Но сейчас-то они все обсудили с Декстером. Если кто-то вдруг здесь объявится, если они решат, что засветились, то соберутся и уедут на три дня. Только самое необходимое, легко перевозимый багаж, не слишком заметный, не слишком громоздкий, чтобы вызвать подозрения. Просто для небольшой увеселительной поездки. Если же потом выяснится, что надо пробыть в отъезде подольше, они купят все, что нужно. Денег у них полно. И эти деньги можно пустить в ход, чтобы обеспечить себе свободу маневра в каком угодно месте, но это потом. А сейчас здесь, в Париже, им это пока не нужно.

Кейт ставит второй чемодан на колесиках в другом конце гардеробной рядом с еще одним чехлом для одежды. Декстера.

Все чемоданы однотипные, одной фирмы, одного цвета. В прежние времена она и не мечтала, что когда-нибудь превратится в хозяйку десяти одинаковых чемоданов. Это еще одна новая сторона бытия, к которой она пришла, впрочем, без осознанного намерения.

Кейт стоит в длинном, элегантно оформленном коридоре. Его оклеенные обоями стены увешаны фотографиями детей, катающихся на лыжах во Французских Альпах, резвящихся в волнах прибоя на берегу Средиземного моря или плывущих по каналам Амстердама и Брюгге, в Ватикане и на фоне Эйфелевой башни, в зоопарке в Барселоне, в датском парке или в Кенсингтон-гарденс в Лондоне. Все двери в коридор распахнуты настежь, в общие и личные комнаты, потоки света вливаются сюда из самых разных источников и под разными углами.

Кейт вздыхает. Ей не хочется уезжать из Парижа. Она хочет жить здесь, чтобы ее дети на вопрос: «Откуда вы приехали?» — отвечали: «Из Парижа».

Ей и нужно-то совсем немного чего-то иного, но здесь, чтобы заполнить свою жизнь. Хочется почесать там, где чешется. Можно смотаться на Бали, Тасманию или на остров Делос, но это не поможет. Проблема — и неразрешимая — в ней самой, внутри ее, она берет начало в далеком прошлом, когда она приняла судьбоносное решение стать тем, кем стала, еще тогда, давно… Еще тогда, в колледже…

Тут ей кое-что приходит в голову, и она бежит по коридору очень быстро.