Обитель Теней - Питер Страуб Страница 30

Он дал Богу и самому себе обет… – Торп прямо-таки навис над нами с кафедры. – А чтобы напоминание об этом обете постоянно было с ним, он достал перочинный нож… – С этими словами Торп, на самом деле вытащив из кармана нож, потряс им перед нами, – открыл его и, стиснув зубы, полоснул лезвием по ладони. Слышите, этот славный парнишка вырезал крест на собственной правой ладони! Чтобы шрам всегда напоминал ему о данном обете! И больше никогда он…

И так далее в том же духе.

Разумеется, проповедь Бэмби Уиппла неделю спустя была гораздо менее экспансивной. Как и в классе, говорил он почти без подготовки, и его несколько бессвязный монолог имел столь потрясающий эффект скорее всего потому, что почва была уже подготовлена торповским "ужастиком". Уиппл говорил, перескакивая с одной мысли на другую. Вдруг что-то, вероятно, щелкнуло в его голове, и он заговорил о снах:

– Ребята, сны иногда бывают весьма и весьма забавными. Вот мне, к примеру, приснилось на той неделе, что я совершил жуткое преступление и меня разыскивает полиция.

Укрывшись в каком-то огромном помещении, вроде склада, я внезапно понял, что очутился в тупике, бежать отсюда некуда, рано или поздно меня схватят и остаток жизни я проведу за решеткой… Ощущение, ребята, было ужасным, просто кошмарным…

В тот же день на доске объявлений возле библиотеки появился листок бумаги, в котором говорилось: "На той неделе мне приснилось, что громадный нью-гемпширский медведь отдубасил меня подушкой до полусмерти. Ощущение, ребята, было ужасным, просто кошмарным. Миссис Олинджер сорвала эту ахинею, на месте которой тут же возник новый бред:

"Мне приснилось, что моя постель кишит омерзительными крысами…" Листок этот сорвала библиотекарша, миссис Тьют, однако доска пустовала лишь до следующего утра. Теперь там было написано: "Змея, гипнотизируя меня взглядом, открывала пасть все шире и шире, пока я не свалился туда…"

И пошло-поехало. Теперь доска не пустовала ни минуты.

Миссис Тьют и миссис Олинджер срывали "страшилки", но на их месте тут же появлялись десятки других. Они словно приоткрывали дверь в некий потусторонний мир, лежащий за порогом сознания.

"…Волки принялись рвать меня на части, и я понял, что умираю.., в полном одиночестве среди ледяного безмолвия, окруженный лишь айсбергами и наползавшими друг на друга огромными льдинами.., ее длинные волосы развевались ореолом вокруг головы, а с ладоней девушки стекала на пол кровь.., я все летел и летел, не в силах вернуться на землю, а ветер нес меня все дальше и дальше, в неизвестность.., человек без лица гнался за мной, не ведая, что такое усталость…"

И наконец, нечто, по всей видимости вдохновленное рассказом Уильяма Торпа. "Он все полосовал и полосовал лезвием мою ладонь, не обращая ни малейшего внимания на мой крик…"

* * *

По этому поводу, очевидно, преподаватели совещались не раз: бедняга Уиппл ходил как в воду опущенный, однако мистер Торп как ни в чем не бывало продолжал метать громы и молнии – уж его-то никто, даже, наверное, Змеюка Лейкер, не посмел бы ни в чем упрекнуть. Мистер Фитцхаллен посвятил целый урок обсуждению проблемы сновидений, связав ее со своими любимыми сказками братьев Гримм.

Но самым верным признаком чрезвычайной обеспокоенности педагогов стало неожиданное появление на кафедре мистера Брума во время очередного еженедельного собрания.

В тот раз была очередь миссис Тьют. Когда вместо библиотекарши перед нами предстал директор, все сразу поняли, что сейчас взорвется бомба: Лейкер Брум прямо-таки кипел и был похож на мешок, полный шипящих ядовитых змей.

После краткой молитвы ("Господи, помоги нам стать на праведный путь и научи нас быть честными и правдивыми. Аминь!") он протер очки и, вместо того чтобы водрузить на место, принялся крутить их за одну дужку.

Уже на второй фразе он перешел на крик:

– Джентльмены, год этот для школы оказался отвратительным. КОШМАРНЫЙ год! Мы стали свидетелями нарушений дисциплины, выразившихся, в частности, в курении, некоторые завалили экзамены, имело место воровство; наконец, нас посетило просто какое-то проклятие – настолько патологически извращенное, что за всю мою карьеру педагога я не сталкивался с чем-либо подобным. НИКОГДА! Наша школа заражена ядом – все вы знаете каким. Некоторые из вас, возможно, под влиянием необдуманных речей, прозвучавших с этой кафедры, – он бросил уничтожающий взгляд на Уиппла, – разносят этот яд, поддавшись неуемным болезненным фантазиям, то есть тому самому соблазну, против которого мистер Торп так красноречиво выступил месяц назад.

Он воздел руки, все еще держа в одной из них очки.

– Причина этого отвратительного явления мне известна: это не что иное, как чувство вины. Именно оно, поражая разум и душу, вызывает ночные кошмары. А разум и душа, разъедаемые чувством вины, являют опасность и для окружающих, ибо разносят заразу. Болезнь эта затронула практически всех вас. – Он сделал небольшую паузу. – Итак, прежде всего я намерен положить конец распространению этой заразы.

Сзади, со второго ряда, послышался тихий шепот – Том Пинфолд, наклонившись к Маркусу Рейли, невесело пошутил:

– Он что, собирается ввести телесные наказания?

– Чтоб больше ни один – слышите, ни один из вас! – и не заикнулся о каких-то там кошмарах! А если кто-то этим чересчур озабочен, предлагаю ему проконсультироваться у школьного психолога. Тот, кто станет распространяться насчет своих ужасных сновидений или тем паче вывешивать дурацкие писульки на эту тему в общественном месте, будет немедленно исключен. Все, хватит. Терпение мое лопнуло.

Очки наконец заняли положенное им место, а лицо директора искривилось.

– Следующее. Я намереваюсь обнаружить источник этой заразы и выставить его на всеобщее обозрение – прямо здесь и прямо сейчас! Тот, кто положил начало всему этому безумию, не может оставаться среди нас ни минуты. Мы должны избавиться от него немедленно, разоблачить его сейчас, пока мы все в сборе. Клянусь, и часа не пройдет, как совершивший кражу в Вентноре будет собирать свои вещички, чтоб духу его в школе больше не было!

Рискнув оглянуться на задние ряды, занятые старшеклассниками, я увидел лицо Скелета Ридпэта – безжизненно застывшее и отсутствующее.

Мистер Брум спустился с кафедры, подошел к первому ряду и ткнул пальцем в крайнего справа. Это был Моррис Филдинг.

– Ты. Филдинг, ты украл фигурку совы?

– Нет, сэр, – выдавил из себя Моррис.

– Ты.

Палец уперся в Бобби Холлингсуорса.

Когда он, опросив первый ряд (в том числе и меня), принялся за второй, я с изумлением понял, что он намеревается проделать то же самое буквально с каждым из более чем сотни учеников, собранных в аудитории.

Покончив с нами, он принялся за второй класс. Проход между рядами здесь был уже, директор то и дело натыкался на спинки стульев переднего ряда, иногда с такой силой, что сдвигал их с места, однако он ничего не замечал. Наш класс дружно повернулся, наблюдая за происходящим. А происходило неизменно одно и то же: указующий обвиняющий перст и вопрос-окрик: