Самая лучшая месть - Стивен Уайт Страница 30

— Все это к тому, что я привык ложиться спать со страхом. Я закрывался в своей тюремной камере. Каждую ночь на протяжении тринадцати лет. И больше не хочу. Просто не хочу.

— Поэтому вы так серьезно отнеслись к случившемуся? К вывернутой лампочке и разрезанной ширме? Для вас это означает продолжение той жизни, когда вы ложились спать со страхом?

— Да. Я чувствую себя так, как будто снова завязываю дверь шнурком. Плету веревки.

— И это было хуже всего, верно? Страх?

Кельда сама удивилась тому, что задала такой вопрос, удивилась своему искреннему желанию знать ответ.

— Хуже всего? — Том показал пальцем в небо. — Задавать этот вопрос — все равно что спрашивать, какая часть ночи темнее. Черное и есть черное.

В уголке глаза задрожала слезинка, и Кельда отвернулась.

— Я что-то не так сказал? Чем-то вас расстроил?

Она вздохнула:

— Нет. Извините. Просто то, что вы сказали, напомнило мне кое-что.

Кельда Думала о Джонс. О ее страхах.

— Вы очень красивы.

Она качнула головой, отказываясь от комплимента. Кельде не хотелось признаваться в том, что она все еще воспринимает его как заключенного, и его лесть звучала для нее брошенным из-за решетки проклятием.

Прежде чем продолжить, Том отступил от нее на шаг.

— Ненавижу звук, когда захлопываются двери. Так и не привык к нему. И ненавижу шаги в коридоре. Эхо. Там, в тюрьме, все отдается эхом. Все. А пища! Просто помои в корыте. Но черным было все. Нельзя сказать, что вот это хуже остального. Все было черным. Меня держали в камере смертников за убийство, которое я не совершал. Разве может в этом быть что-то худшее?

Наверное, вот тогда ей и следовало сказать: «Мне очень жаль». Она не сказала. Ей с трудом удавалось удерживаться от того, чтобы не начать массировать мышцы ног. «У каждого своя тюрьма», — подумала Кельда.

Том Клун смотрел на нее, ожидая чего-то.

— Вам не нужно мне объяснять, — пробормотала она. — Я… имею в виду… насчет правосудия. М-м-м… Принимая во внимание то, через что вы прошли… удивительно, что у вас еще есть силы говорить об этом. Где ваша злость?

Он на секунду отвел глаза.

Кельда открыла рот, собираясь продолжить, но Том снова повернулся к ней и заговорил первым:

— Я был сегодня у доктора Грегори. Откуда вы его знаете?

Кельда облизнула губы и подумала, что ей все же удается держать себя под контролем и не выказывать чувства.

— К нему ходит один мой приятель. — Она поднялась, поправила сумочку на плече и добавила: — Вам все же следует позвонить в полицию. Хотя бы ради дедушки. То, что здесь происходит, может стать серьезной проблемой.

— Я подумаю об этом. Обещаю.

Он спустился с ней к тротуару.

— Постоянно думаю и никак не могу понять. Тот звонок, насчет орудия убийства. Это ведь был нож, да? Как это получилось? Ни с того ни с сего.

— Да, так и получилось. — Кельда не видела его глаз, только силуэт на фоне освещенного крыльца. — Может быть, когда-нибудь я вам все расскажу.

— Хотелось бы, — сказал он.

На обратном пути в Лафайет Кельда размышляла о том, как случилось, что возможное стало неизбежным, а правосудие и наука соединились в сиамских близнецов.

Через каждые несколько сотен футов она смотрела в зеркало, проверяя, нет ли позади красной «тойоты», но слежки не было.

Она даже не удивилась бы, увидев перед домом машину Айры и обнаружив его самого на ступеньке под дверью с рюкзаком на плече. Объяснять причину поездки в Боулдер не хотелось.

Объяснять и не пришлось — Айры не было.